Параллели между «Никльби» [гл. 7–8] и ДС многочисленны. Убогой обстановке школы Сквирса соответствует «чрезмерная скромность» обстановки в доме собеса; неполадкам с насосом вторит неисправный огнетушитель. Как семья Сквирса процветает за счет питомцев, юный Сквирс присваивает их обувь и т. п., так и родственники Альхена пользуются привилегиями, объедают старух, крадут вещи. Дети в «Никльби» едят гнилое мясо, в то время как хозяевам подают бифштексы, пирог, вино — в ДС старухи едят подгоревшую кашу, тогда как Альхену «Бог послал» борщ и курицу. Нищенское одеяние школьников Сквирса — аналог старушечьих платьев из «наидешевейшего туальденора мышиного цвета». Как детей под видом обучения посылают на различные работы, так и «старух послали мыть пол». При этом дает себя знать и неоднократно отмечаемая нами густота совмещения в ДС/ЗТ разнокультурных элементов. В данном случае она проявляется в том, что порядки в доме собеса, с одной стороны, изоморфны мотивам мировой литературы (Диккенс), а с другой — склеены с не менее «фирменными» явлениями советской действительности. Так, проживание в доме собеса «сирот» Яковлевичей и Паши Эмильевича пародийно отражает злободневный, повсеместно обсуждаемый феномен кумовства и засилья родни в тогдашних советских учреждениях [см. ЗТ 11//5 со сноской 1, где цитируется блестящее эссе М. Кольцова].
Дом Альхена имеет точки сходства также с приютом для старух в рассказе Чехова «Княгиня». Отметим совпадение в детали: по случаю визита княгини-благотворительницы старух заставляют петь хором, как поют они в ДС. При этом исполняется тот самый гимн «Коль славен наш Господь в Сионе», который в романе высвистывает неисправный огнетушитель.
Описания голодных пансионов имеются в европейском плутовском романе. У Ф. де Кеведо («История жизни пройдохи по имени Дон Паблос», гл. 3) подобный пансион, где юный герой проходит своего рода инициацию, имеет явные архетипические черты царства мертвых. Пансион с аллюзиями смерти и возрождения представлен в «Джейн Эйр» Ш. Бронте [гл. 9-10]. В пронизанных интернациональными архетипами «Двух капитанах» В. Каверина юный герой попадает в интернат для беспризорных, где за периодом голода и болезней следует выздоровление и подъем к новой жизни. Если допустить такую генеалогию данного мотива, то окажется, что Бендер в ДС, прежде чем отправиться на поиски стульев, дважды посещает представителей «того света». Второй — архивариус Коробейников [см. ДС 11//6 и 8]. Мифологическим фоном этих путешествий являются, очевидно, визиты культурных героев в потустороннее царство с целью добыть объект, жену, знание и т. п. (ср., например, такую роль суровой северной страны Похьелы в финском эпосе).
О связи дома призрения с топосом потустороннего напоминают и дверные приборы, неумолимо преследующие старух, и «толчок в полторы тонны весом», наносимый Бендеру выходной дверью. Как известно, посетители иного мира на каждом шагу подвергаются опасностям и подвохам, терпят издевки, получают тычки и увечья от оживающих предметов и растений (ср. хотя бы злоключения деда в гоголевской «Пропавшей грамоте», прыгающие вареники в «Ночи перед Рождеством», ломающийся табурет под буфетчиком Соковым в гостях у Воланда, движущийся лабиринт из кустов, подстриженных в форме различных зверей, и угрожающий сомкнуться вокруг человека, в «Сиянии»
С. Кинга и др.). Похоже, что в этот ряд предметов с инфернальной и глумливой подоплекой входят и другие знаменитые приборы дома собеса — неконтролируемый радиорепродуктор и взбунтовавшийся огнетушитель. Аллюзивны в адском смысле, конечно, и пожарный камуфляж визита Бендера, и подгоревшая каша. Все это примыкает к общей тенденции тогдашней сатиры прибегать к метафорике преисподней при изображении советских учреждений (ср. «контору по заготовке Когтей и Хвостов» в соавторской «Новой Шахерезаде», «Геркулес» и кинофабрику в ЗТ, и многое в этом роде).
8//2
Здесь пахло подгоревшей кашей.
— Фраза литературного происхождения. В прозе XIX в. при вводе читателя в новое место — комнату, сад и проч. — вполне обычно выражение «(здесь) пахло тем-то»: «8//3