Романы Ильфа и Петрова

¹ [к 1//32]. Сравнение Паниковского с жабой позволяет видеть в его золотом зубе напоминание о драгоценном камне, который, по старинному поверью, жаба (а в некоторых легендах и змея) носит в голове. См. другое толкование зуба ниже, в сноске 3 к 1//32.

² [к 1//32]. Склонность к кольцу (рондо) типична для сгущенно-символического стиля соавторов (причем не только в смысле композиционной фигуры, но и в буквальном, изобразительном плане: см. замечания о мотиве "круга" во Ведении, раздел 5). В случае Паниковского мы имеем пример идеального композиционного кольца. В других сюжетных линиях кольцеобразность более или менее приблизительна — например, "рифмующиеся" моменты располагаются не обязательно в начале и в конце сюжетной линии, а где-то поблизости от этих точек. Таков зеркально инвертированный мотив бритвы в начале и конце знакомства Бендера и Воробьянинова [см. ДС 7//9; ДС 40//5]. Тематически важный мотив "экипаж и пешеход" применительно к Бендеру появляется в эпизоде автопробега, близко к началу второго романа, и повторяется с усилением в его конце, в эпизоде с поездом и самолетом [см. ЗТ 7//23; ЗТ 30//11]. Мотив "невозможности получить сервис за деньги", поданный в начале первого романа в основном лишь как насмешка над путаницей переименований [ДС 14//18], возвращается в конце второго романа в более идейно-принципиальной и детально разработанной форме [ЗТ 32//6-8; ЗТ 33//4 и др.].

Можно отметить и другие кольцеобразные повторы в линиях различных героев, обычно со значительным усилением, переакцентировкой, часто контрастным преломлением мотива при его финальном явлении.

Дилогия пронизана темой пути и движения вперед. Начало ее отмечено символическим пуском трамвая в Старгороде [ДС 13]; в заключительной ее части этому вторит гораздо более крупный символ — турксибский поезд [ЗТ 26-30]. Внутри второго романа кольцо представлено в виде "Антилопы" и того же поезда. При этом поезд "перенимает эстафету" у автомобиля, т. е. Бендер буквально пересаживается из одного средства передвижения в другое.

Странствия отца Федора начинаются бритьем бороды и изображением курящегося Везувия [ДС 3//6 и 10] и кончаются на вершине горы, с которой его снимают пожарные (о мифопоэтических, подземных коннотациях пожарного дела см. ЗТ 7//15), и в сумасшедшем доме, где, между прочим, пациентов традиционно бреют [ДС 38//13 и 18].

Отец Федор (совместно с Воробьяниновым) ломает один стул на улице Старгорода в начале погони за сокровищем [ДС 9] и сокрушает целый гарнитур стульев на морском берегу [ДС 37]. Воробьянинов (совместно с о. Федором) варварски ломает первый стул в начале и аккуратно вскрывает последний стул в конце [ДС 40].

Неожиданная встреча и потасовка этих двух соперников происходит в начале романа — на улице Старгорода — ив его конце — в Дарьяльском ущелье [ДС 9//9; ДС 38//7]. Оба раза конкуренты обращаются друг к другу с моральными порицаниями ("Использовали... тайну исповеди?"; "Куда девал сокровища убиенной тобою тещи?").

Козлевич стоит на автомобильной бирже и при первом, и при последнем своем появлении на страницах романа [ЗТ 3; ЗТ 35].

Бендер выручает Балаганова, когда тот по глупости ставит себя под удар в кабинете председателя горисполкома [ЗТ 1]; в конце романа Балаганов снова совершает ляпсус и попадается в трамвае, но Бендер уже не может его выручить [ЗТ 32].

Начало и конец бендеровской линии во втором романе отмечены "полководческо-плутовскими" мотивами [ЗТ 2//2 и 30; ЗТ 35//20] и наполеоновскими реминисценциями из "Войны и мира" [ЗТ 2//27; ЗТ32//8].

³ [к 1//32]. Связь Паниковского с нечистыми силами может быть прослежена по ряду линий. Помимо хтонических, новейший комментатор находит у него черты вампирические. Паниковский бежит, "согнувшись... с белым гусем под мышкой" [ЗТ 3]; он идет по аллее, "склонясь немного набок", а затем бежит, "кренясь набок сильнее прежнего" [ЗТ 1]. "Фигура, быстро движущаяся, согнувшись, с чем-то тяжелым под мышкой, — это вампир Носферату из фильма режиссера Мурнау, всюду таскающий с собой гроб, наполненный землей... Даже когда вампир появляется без гроба, он движется пробежками, подобно обезьяне, характерно наклоненный набок... Зуб — именно зуб, а не зубы — тоже одна из примет вампира" [Вентцель, Комм, к Комм., 192-194]. Свойственная вампирам быстрота передвижения отмечается в связи с Паниковским не раз. В ЗТ 1, выброшенный из горисполкома, он "быстро поднялся и, кренясь набок сильнее прежнего, побежал... с невероятной быстротой". В ЗТ 3, спасаясь от толпы, он "бежит во всю прыть". В ЗТ 25, ударенный крестьянским поленом по спине, "нарушитель конвенции свалился на землю, но сейчас же вскочил и помчался с неестественной быстротой". Блестящую параллель нашел А. Д. Вентцель:

Бедный Марко колом замахнулся,
Но мертвец завизжал и проворно
Из могилы в лес бежать пустился.
Он бежал быстрее, чем лошадь,
Стременами острыми язвима...