Романы Ильфа и Петрова

"Его сиятельство был во френче с золотыми погонами, в длинных брюках кавалергардского образца. На груди, рядом с Владимиром и медалью за турецкий поход, висела золотая цепочка и тесьма от пенсне. Был он высок, худощав. Слегка крючковатый нос, на котором вилось несколько седых волосков, придавал ему сходство со старым стервятником. Редкий пушок на голове, длинные усы, борода были с желтой проседью. Лицо в сетке морщин и только глаза, маленькие острые глазки, из-под мохнатых бровей, сверкали юношеским задором и блеском, несмотря на все, пожалуй, семьдесят лет..." В 1929 в Шанхае: "...высокий, костистый старик с толстовской бородой, сутулый, но все еще бодрящийся. На нем мягкая шляпа, пережившая не один шанхайский тайфун, и помятый, старенький костюм".

По словам мемуариста, "в нем не было большого ума, но бездна энергии, ловкости, тщеславия, эгоизма и, одновременно, русского самодурства, русского легкомыслия, плутовства и какой-то особой чувствительности, свойственной многим авантюристам".

В своих рассказах, выдержанных во вкусе наихудшей великосветской повести, Савин путает имена и события и излагает одни и те же эпизоды по-разному.

Очерки и книги о Савине слишком во многом опираются на его собственные показания, источник, мягко говоря, ненадежный. Подлинное жизнеописание Савина, где небылицы были бы отделены от фактов, потребовало бы серьезных исследований с привлечением архивов. Известность его была широка: уже в 1898 А. И. Куприн называет Савина в числе наиболее знаменитых российских аферистов, в одном ряду с Сонькой Золотой Ручкой и Шпейером. В. Гиляровский в начале XX века состоял в переписке с Савиным, отбывавшим один из своих тюремных сроков, и, по его словам, располагал рядом савинских рукописей. Когда писался роман, Савин был еще жив: в самом начале 30-х гг. английская журналистка Стелла Бенсон брала у него продолжительные интервью в Гонконге, где престарелый "граф де Тулуз-Лотрек" перебивался по больницам, ночлежкам и домам призрения, не утратив, однако, своей всегдашней бравады и вкуса к жизни.

[Savine and Benson, Pull Devil — Pull Baker; Гиляровский, Корнет Савин, газ. "Голос Москвы", № 292, 1912, цит. по кн.: Гиляровский, Соч., т. 2; Куприн, Киевские типы: Вор; Карабчевский, Жизнь и суд, 121; Ю. Галич, Русский Рокамболь // Ю. Галич, Императорские фазаны; А. Швыров, Опять корнет Савин... Новые похождения знаменитого авантюриста (от нашего шанхайского корреспондента), ИР 02.02.29.]

"Аферист" — слово, получившее свой современный смысл (жулик, мошенник) в 1890-х гг. По словам Куприна, "на языке воров оно имеет значение, весьма различающееся с общепринятым", подразумевая мошенника, и притом высокого класса. Ранее это слово (из фр. affairiste) звучало не так резко, им обозначался не обязательно жулик и пройдоха, но "беззастенчивый делец, интересующийся прежде всего прибылью" (словарь Le petit Robert). Так употребляется оно у Тургенева: "Отец Паклина был... мещанин, дослужившийся всякими неправдами до чина титулярного советника, ходок по тяжебным делам, аферист" [Новь, гл. 1]; в таком же смысле использовано слово "аферист" в его рассказе "Старые портреты" [Отчаянный, гл. 5].

11//18

...За желтой перегородкой сидели Чеважевская, Корейко, Кукушкинд и Дрейфус... — ...Спокойствие. Я угадаю сам. Который же из четырех? — Эпизод неудачного угадывания отражает постоянную тему Корейко: стандартность, невыделимость из массы [см. ЗТ 4//1 и 5]. Остапу не удается распознать Корейко, поскольку миллионер не имеет особых примет. Угадывание обставлено довольно эффектно — как трудная задача; учрежденская перегородка служит своеобразной рамкой, которой обведены условия задачи. Ср. сходную мизансцену в ЗТ 29, где, как и здесь, Бендеру придется извлекать Корейко из массы строителей Турксиба и где его местонахождение также окружено подобием рамки (трибуна).

11//19