Романы Ильфа и Петрова

Поезжайте в Киев и спросите там, что делал Паниковский до революции... Поезжайте и спросите! И вам скажут, что до революции Паниковский был слепым. — Ср. ту же одесско-еврейскую экспрессивную речь у персонажей Шолом-Алейхема и Бабеля: "Поезжайте на праздник пурим в Касриловку"; "О похоронах этих спросите у кладбищенских нищих. Спросите о них у шамесов из синагоги..."; "О нас пусть спросят в Екатеринославе... Екатеринослав знает нашу работу" [Шолом-Алейхем, Касриловка; Бабель, Как это делалось в Одессе; Конец богадельни]. У сатириконовской школы эта фраза звучит уже как стилизация: "Вы можете спросить всякого уличного мальчика: уличный мальчик! Чем известна фирма Пинхуса Розенберга? И уличный мальчик ответит вам: синим бархатом!" Или у

В. Катаева: "Можете спросить каждого, и каждый вам скажет, что мадам Стороженко таки что-нибудь понимает в фрукте" [Аверченко, Пинхус Розенберг; Катаев, Хуторок в степи, Собр. соч., т. 5: 515].

Данный риторический оборот (и, в частности, совет "Поезжайте туда-то...") прослеживается в литературе о ловкачах и плутах. В комедии К. Гольдони "Слуга двух господ" главный герой на вопрос нанимателя о рекомендации отвечает: "Справку? Пожалуйста. Для этого вам стоит съездить в Бергамо, там вам про меня всякий скажет". В одном из диалогов Лукиана рассказчик небылиц предлагает собеседнику расспросить о его подвигах, если тому когда-нибудь случится быть в Коринфе [Любитель лжи, или Невер, 30].

12//3

...Я был богатый человек. У меня была семья и на столе никелированный самовар. А что меня кормило? Синие очки и палочка. — Синие очки как принадлежность жулика упоминаются в очерках В. Г. Короленко [Современная самозванщина, 294]. Там же фигурирует используемая самозванцем форменная фуражка с кокардой [323]; как мы знаем, милицейская фуражка с гербом города Киева есть у Бендера [ЗТ 6; ЗТ 14].

Самоварный мотив — очередной штрих еврейского фона у Паниковского, символ буржуазного благополучия. Ср.: "Если бы смерть задавила богатых... то Чарна теперь сидела бы у себя в хорошей комнате, и на столе у нее уже кипел бы самовар — вот такой самовар" [Юшкевич, Король, 287]. Связано скрытой нитью с сервировкой чая, будущей обязанностью Паниковского-курьера в "Рогах и копытах" [см. ЗТ 15//8].

Мнимо-слепой грабитель есть в романе Т. Готье "Капитан Фракасс" [гл. 15]. Ср. запись Ильфа: "Слепой в сиреневых очках — вор" [ИЗК, 297].

12//4

Раньше я платил городовому на углу Крещатика и Прорезной пять рублей в месяц, и меня никто не трогал... Фамилия ему была Небаба, Семен Васильевич. Я его недавно встретил. Он теперь музыкальный критик. — Городовой — нижний чин полиции, служивший в городах по вольному найму, обычно из отставных солдат и унтер-офицеров. В общественном мнении и литературе сложился образ городового как тупого и жестокого слуги деспотического строя. Городовые — "наглые, в белых нитяных перчатках, опора режима и порядка" [Никулин, Московские зори, кн. I: 325] — были для либеральной интеллигенции объектом поношений и насмешек. "Москвичи шутливо относили их к нечистой силе, считая, что в лесу есть леший, в воде — водяной, в доме — домовой, а в городе — городовой" [Телешов, Записки писателя].

Сходная острота — в ДС 8: "Прежнего [заведующего домом собеса] за грубое обращение с воспитанницами сняли с работы и назначили капельмейстером симфонического оркестра".

Параллель (если не прямой источник) к превращению городового в музыкального критика — в предисловии Ф. Сологуба к 5-му изданию "Мелкого беса". Автор упоминает слухи о дальнейшей судьбе Передонова, посаженного в психиатрическую больницу за убийство приятеля-чиновника. "Одни мне говорили, что Передонов поступил на службу в полицию... От других же я слышал, что в полиции служил не Ардальон Борисович, а другой Передонов... Самому же Ардальону Борисовичу на службу поступить не удалось, или не захотелось, он занялся литературной критикой. В статьях его сказываются те черты, которые отличали его и раньше". Ср. также: Кто был городовым, идет в профессора [Вл. Соловьев, Дворянский заем (1891)]. Парадоксальное преображение (смена личности или профессии), выдающее истинную натуру персонажа, — широко распространенный мотив, восходящий еще к овидиевым "Метаморфозам", который некоторые исследователи поэмы называют "кларификацией".