Романы Ильфа и Петрова

Уж дома нет... Сгорел до основанья. — Ср. лексические и тематические параллели у А. С. Пушкина: Вот мельница. Она уж развалилась [РУ]; Лачужки этой нет уж там... [Домик в Коломне]; Где же дом? [Медный всадник]. Формула "Уж нет (того-то)" типична для романтизма: Уж нет вождей победы или И нет уж Минваны [Жуковский, Певец во стане русских воинов, Эолова арфа]; Иных уж нет, а те далече или Уже старушки нет [Пушкин, Евгений Онегин, Вновь я посетил...]; Уж няни нет [Н. Огарев, Юмор, гл. 5].

Пожар, пожар погнал меня сюда. — Параллели к "пожар, пожар" см. в примечаниях к Уйди, уйди, тебя я ненавижу...

ЗТ 24. Я обладать хочу тобой, Варвара!.. — Ср. сходный метрико-синтактико-лекси-ческий рисунок у Пушкина: И выслушать хочу тебя сперва [БГ]. Сходная позиция трехсложного собственного имени в обращении — у А. К. Толстого: Я на тебя рассчитывал, Ирина [ЦФ .5]; у Мея: Тебе во всем поверю я, Григорий! [ЦН 1.1.1]; Садися здесь и выслушай, Бомелий! [ЦН 1.2.5]; Что ж, пар костей не ломит ведь, Петровна? [ЦН П.2].

13//6

Наряду с множеством недостатков у Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба. — Фраза с суконным звучанием: "наряду с достижениями, имеются и недостатки" — штамп бесталанных ораторов и журналистов. О слове "достижения" см. ЗТ 32//5.

13//7

Сам Васисуалий никогда и нигде не служил. Служба помешала бы ему думать о значении русской интеллигенции, к каковой социальной прослойке он причислял и себя. — Эти упоминания об интеллигенции и весь образ Васисуалия Лоханкина породили немало споров и недоразумений. Получила хождение легенда, согласно которой Ильф и Петров будто бы выполняли "социальный заказ", состоявший в том, чтобы травить интеллигенцию, "претендовавшую на собственное мнение" ³. Громко возмущаясь карикатурным портретом Лоханкина и спеша под этим предлогом перечеркнуть все творчество Ильфа и Петрова, их критики забывали о том, что такому же или даже еще более непочтительному изображению интеллигентских фигур отдали дань фактически все крупные писатели первой трети века: Л. Андреев, Блок, Эренбург, Набоков, Пастернак, Олеша, Зощенко, Эрдман и др. Ироническое отношение к языку и поведению либеральной интеллигенции было общим местом современной литературы. Следуя своей обычной тактике, соавторы не ввели здесь ничего нового и лишь воспроизвели в сгущенном виде давно отстоявшиеся мотивы и стереотипы.

Тезис об "антиинтеллигентстве" Ильфа и Петрова страдает прежде всего расплывчатостью, поскольку его сторонники, как правило, употребляют термин "интеллигенция" вне исторического контекста. Между тем на протяжении своей истории, включая советский период, понятие это не раз наполнялось новым содержанием и употреблялось в разных значениях одновременно. Утверждение, что соавторы нападали на интеллигенцию (вообще, без уточнения, на какую именно), само по себе бессодержательно. Чтобы решить — и, если будет позволено, закрыть — данный вопрос, стоит еще раз вернуться к нему и разобраться в том, какая интеллигенция представлена и какая не представлена в лице Лоханкина, и намного ли грешнее смеяться над ним, чем, скажем, над Хворобьевым или Воробьяниновым.

В повести Н. Огнева "Костя Рябцев в вузе" (1928, действие в 1925) один из наиболее симпатичных героев, интеллигент Николай Петрович Ожегов (по прозвищу "Никпе-тож") заявляет, что интеллигенция в старом смысле прекратила свое существование, распавшись минимум на четыре "интеллигенции": (а) эмигрантскую, (б) переродившуюся в низменных советских приспособленцев, (в) честно, без претензий и размышлений поставившую свой интеллект на службу революции, и (г) также честную, но при этом размышляющую, мающуюся, "гамлетовскую" (к этой категории он относит и себя). Эта классификация тогдашних интеллигентов, с небольшими коррективами, все еще представляется достоверной, поэтому стоит процитировать ее более пространно, хотя и с сокращениями (ради облегчения чтения не отмечаемыми).