Романы Ильфа и Петрова

Словечко "прослойка", употреблявшееся уже Лениным ("прослойка рабочих", "прослойки общественных классов"), имело распространение в газетном языке: "прослойка вождей", "кулацкая прослойка деревни", "различные читательские прослойки", "выросла значительная прослойка женщин-общественниц". В применении к интеллигенции — ср. у Л. Леонова: "Социальная прослойка извергала Скутаревского как инородное тело" [Скутаревский, гл. 17]. Типично для тех лет и употребление архаизмов-канцеляризмов, переходивших в язык из речи партийных и государственных деятелей: "каковой", а также "таковой", "сей", "оный", "коего/коему/кои", "ибо", "дабы" и проч. [НМ 08.1928:169; Селищев, Язык революционной эпохи].

13//7а

Прощай, Васисуалий! Твою хлебную карточку я оставляю на столе. — Ср.: Жорж, прощай. Ушла к Володе!.. / Ключ и паспорт на комоде. — фраза, типичная для супружеских расставаний. Взята из остроумной коллекции афоризмов, объявлений, хроники и т. п., составленной одним из лучших эмигрантских писателей — Дон-Аминадо [Труды и дни (1933); см. в его кн.: Наша маленькая жизнь, 127].

13//8

...Любимый шкаф, где мерцали церковным золотом корешки брокгаузовского энциклопедического словаря. — Самая известная из русских энциклопедий, в 86 томах, изданная в 1890-1907 издательством Брокгауза и Ефрона. Была непременной принадлежностью культурного дома. О присутствии Брокгауза в библиотеках интеллигентских квартир и дворянских усадеб свидетельствуют, среди других, В. Набоков [Другие берега, Х.4],

B. Каверин [Освещенные окна, 88], К. Паустовский [Время больших ожиданий, 3], C. Горный [Только о вещах, 17], А. Мариенгоф [Мой век... // А. Мариенгоф, Роман без вранья, 259]. В последнем случае, заметим мимоходом, идет речь о таком владельце Брокгауза, который, как Лоханкин, лишь претендует на интеллигентность: некий биржевик, размахнувшись, купил целых четыре комплекта, заняв им целую стену... Словарь Брокгауза был одной из регалий российского ancien regime, и превратности его судьбы часто играют роль характерных виньеток в воспоминаниях о первой четверти прошлого века. Так, в 1908-1909 "охранники по ночам раздирали тюфяки и перетряхивали 80 томов энциклопедии Брокгауза и Ефрона" [Эренбург, Люди, годы, жизнь, 1:81]. Словарь Брокгауза среди прочего брошенного имущества остается в квартирах "буржуазии" при поспешном бегстве ее за границу. А в голодные и холодные годы военного коммунизма он вместе с другой роскошно оформленной продукцией той же фирмы идет на растопку печей, уносится на толкучку, обменивается на продукты питания.

В советские годы энциклопедия эта нередко упоминается с иронией, как один из атрибутов старорежимной респектабельности, перенятой мещанами; например, на полках обывателя Василисы [Булгаков, Белая гвардия] "в зеленом свете мягко блестели корешки Гончарова и Достоевского и мощным строем стоял золото-черный конногвардеец Брокгауз-Ефрон. Уют". Тем не менее Брокгауз продолжал широко использоваться для справочных нужд вплоть до появления БСЭ, да и значительно позже. "По части энциклопедической мы, партийные, советские работники, до сих пор без особого ропота признавали „всю власть" за Брокгаузом-Ефроном и за Гранатом... Штабеля брокгаузовских кирпичей недоступно высились на полках советских редакций и школ, надменно взирая на революцию и прочие людские суеты" [Кольцов, Важный кирпич (1926), Избр. произведения, т. 1]; о Брокгаузе в редакции "Станка" см. ДС 29//12. По прошествии советских десятилетий, несмотря на выход трех изданий БСЭ, ценность этого уникального источника информации не только не упала, но все возрастает (недавно в России вышло его репринтное переиздание).

Как бы в признание символической мощи Брокгауза пишущие о нем почти всегда прибегали к тропам с оттенками престижа, высокой ценности, мощи, с непременным упоминанием драгоценных материалов: "церковное золото" [ЗТ], "золото-черный конногвардеец" [Булгаков], "большая твердая черно-золотая изгородь" [Горный], "Длинная стена громадного кабинета сверкала золотом" [Мариенгоф], "надменно взирая на революцию" [Кольцов], и т. п.

13//9

Подолгу стаивал Васисуалий перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. — Возможное фразеологическое заимствование из А. Белого: "Тут подолгу он сиживал..."[см. цитату в ДС 11//15] или "Он, бывало, часами простаивал перед зеркалом, наблюдая, как растут его уши" [Петербург, 331]. У А. Белого речь идет о детстве героя, что согласуется с темой регресса в детство в образе Лоханкина [см. ниже, примечание 11].

13//10