Романы Ильфа и Петрова

— Кто там? — послышался голос подпольного миллионера. — Телеграмма! — ответил великий комбинатор, подмигнув в темноту. — Поздний стук в дверь — предположительно телеграмма, оказывающаяся не телеграммой, а чем-то другим, — мотив не новый. Как видно из прессы 20-х гг., словом "Телеграмма!" часто прикрывались налетчики или хулиганы (известная язва тех лет). Дверные глазки не были в ходу, и на карикатуре хозяин рассматривает носителей якобы телеграммы через щель. В старое время слово это чаще означало арест или обыск. "Словами „вам телеграмма" или „вам страховое письмо" иногда пользовались люди 3-го отделения" [Алданов, Истоки, II. 1 ; действие в 1880-х гг.] Ср. также у сатириконовцев:

"Обывателев подошел к двери и, не открывая ее, спросил: — Кто там? — Телеграмма! — послышалось за дверью... — Когда приходят для обыска, говорят, что телеграмма" [О. Д’Ор, Телеграмма // О. Д’Ор, Рыбьи пляски]; "Действительный статский советник Крапивин... с удовольствием приготовился юркнуть в кровать. В это время у парадного входа раздался робкий звонок. — Кто там? — послышался тонкий пискливый голосок. — Телеграмма! — ответил вкрадчивый мужской голос. Дверь открылась, и через минуту роскошная квартира генерала Крапивина наполнилась дворниками, городовыми и юркими людьми в гороховых пальто" [О. Д’Ор, Perpetuum Mobile // О. Д’Ор, О сереньких людях; то же значение телеграммы у Аверченко, см.: Отцы и дети // Опискин, Сорные травы].

20//18

В утренней тишине слышались только посвистывание сусликов и скрежетание нагревшихся ножовок. — Как замечает В. Болен, здесь может быть усмотрен отголосок "Хаджи-Мурата" Толстого: "В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого кинжала" [гл. 23; см.: Bolen, 63]. Вызывает поэтические ассоциации и свист сусликов, см. описание утра в степи у Чехова: "В траве перекликались суслики..." [Степь, гл. 1; ср. ряд других близких перекличек со "Степью" в ЗТ 6//8]. Если верно прочтение Д. С. Лихачева, то этот характерный звук музыки степи упомянут уже в "Слове о полку Игореве": "свистъ зверинъ въста" [Д. Лихачев: "свист степных зверей — сусликов", в кн.: Слово о Полку Игореве, М.: Детгиз, 1972,161].

20//19

— Я бедный и несчастный старик! — всхлипывал он [Паниковский]. — Ср.: "Я же бедняк, бедный бухгалтер. У меня пятьдесят болезней, геморрой, сердцебиение, почки и многое другое" [Юшкевич, Зять Зильбермана]. К аналогичной защите прибегает, попавшись, другой вор и аферист с еврейским фоном: "...[Я] старик, милорд; старый-престарый старик" [Диккенс, Оливер Твист: Феджин в суде и в тюремной камере].

Примечание к комментариям

¹ [к 20//1]. Говоря точнее, мотив детства распространяется здесь и на Паниковского. Правда, что Балаганов в ЗТ более специально "инфантилизирован", чем другие спутники Бендера, но Остап часто трактует подобным образом всю компанию: "Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта..." и др. [см. об этом ЗТ 25//1].

21. Конец "Вороньей слободки"

21//1