Романы Ильфа и Петрова

Пригретый Птибурдуковыми, погорелец Лоханкин ведет себя бесцеремонно: съедает хозяйский ужин, сбрасывает книги, наконец, пытается приставать к Варваре. Близкую ситуацию находим в рассказе А. Аверченко "Камень на шее". Некто Пампасов, делавший вид, что хочет утопиться, "спасен" художником Рюминым, который приводит его к себе и разрешает жить на диване. Пампасов приживается у Рюмина, поглощает его запасы сигар и вина, носит его одежду и ухаживает за его женщинами; застав Пампасова за этим занятием, художник, подобно Птибурдукову, приходит в ярость; у Аверченко он выгоняет нахлебника из дома.

21//6

Потом с полу донесся тягучий шепот Лоханкина: — Варвара!.. Почему ты от меня ушла, Варвара? — Образ Лоханкина заимствует отдельные свои черточки у дореволюционных беллетристов, как, например, у А. Аверченко [см. ЗТ 13//10 и выше, примечание 5] и М. Кузмина [см. ЗТ 13//3]. Здесь, видимо, налицо еще один отзвук Кузмина, в чьей повести "Федя-фанфарон" (опубликована в журнале "Аргус" в 1917) выведен, как и в повести "Мечтатели", человек никчемный, велеречивый, мятущийся, паразитирующий за счет знакомых и женщин. В одной из глав он проводит ночь на диване в квартире рассказчика: "Федор Николаевич... казалось, дремал. Наконец, до меня донесся с дивана какой-то шепот... [который] обратился в еле уловимый, но тем не менее внятный лепет: — Боже мой! Боже мой! Как вы должны меня презирать" и т. п. [Кузмин, Проза, т. 9; курсив мой. — Ю. Щ.].

21//7

— Сожжет, старая, всю квартиру! — бормотал он [Митрич]. — Ей что? А у меня одна рояль, может быть, две тысячи стоит. — Женский род слова "рояль", видимо, призван маркировать речь Митрича как малокультурную, мещанскую. Ср: "А я... эту пудель не мучил"; "Начал Петюшка... свою китель сдирать" [Зощенко, Честный гражданин; Операция]. Однако в литературной речи XIX в. "рояль" встречается как в мужском, так и в женском роде: Рояль был весь раскрыт... (А. Фет); "Душа моя, как дорогой рояль" [Чехов, Три сестры, д. 3]; "Занятия начинались за роялью" [Белый, в кн.: Как мы пишем, Изд-во писателей в Ленинграде, 1930, 17]; Так долго они танцевали, / Уста прижимая к устам, / И томные звуки рояли / Всю ночь раздавалися там (из переделки "для благородных девиц" строфы М. Лермонтова].

Субстантивированное прилагательное "старая" как инвертированное подлежащее (после сказуемого) — стереотип определенного стиля: "Сопротивляясь смерти, бурно шелушилась старая по веснам... Но и покойницей не сдавалась старая..." [о березе; Леонов, Вор, 69].

Мотивы и слова Митрича находим у О. Форш: "Старуха Лукерьюшка жила на кухне... [ср. в ЗТ 13: "Жила она [ничья бабушка] на антресолях, над кухней..."] Слышала старая плохо, а видела и того плоше... — Сожжет дом старуха, не дослышит, не досмотрит, воров в окно пустит! — охала бабушка всякий раз, как ездила в город" [Хитрые звери // Форш, Собр. соч., т. 5:159-160; сходства с романом выделены мной. — Ю. Щ.].

В рассказе Ильфа "Дом с кренделями" [См 48.1928] сходные подозрения внушает всем соседям жилец, застраховавший свое имущество: "Он нам дом подожжет" [см. ниже, примечания 8 и 10].

21//8

Они нас сожгут, эти негодяи. — Персонажи Ильфа и Петрова никогда не говорят нейтральным, бесцветным языком: почти каждая их фраза разыграна, имитируя ту или иную речевую модель из вполне определенной стилистической среды. Точно указать эту модель, даже когда ее присутствие вполне ощутимо, не всегда просто; как и при литературной интертекстуальности, удобным путем к опознанию стереотипа и его источника является подыскание параллелей (ср. хотя бы предыдущее примечание). Ворчливая реплика ответственной съемщицы Люции Францевны Пферд (фамилия записана в ИЗК, 198), как и очень многое в ДС/ЗТ, восходит к экспрессивной одесской речи. Те же общий смысл, синтаксис, форму глагола (будущее время, совершенный вид) и завершение фразы ("эти" плюс существительное) мы встречаем в словах Циреса из устного рассказа И. Бабеля: "Оки сведут меня с ума, эти налетчики! [К. Паустовский, Рассказы о Бабеле //И. Бабель, Воспоминания современников]. Ср. также слова провизора Липы в первой редакции ДС: "Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы" [Ильф, Петров, Необыкновенные истории..., 392] и отчасти парижской консьержки, как и Л. Ф. Пферд, негодующей на жильцов: "...тысячи неприятностей, которые они причинили ей, эти сообщники и преступники" [В. Лидин, Могила неизвестного солдата (1931), ч. 3].