Романы Ильфа и Петрова

— Где же дом? — воскликнул Остап. — Ведь тут еще вчера вечером был дом? — Ср.: Вот место, где их дом стоит; / Вот ива. Выли здесь вороты — / Снесло их, видно. Где же дом? [Пушкин, Медный всадник, ч. 2].

23//14

— Фунт сидел при Александре Втором "Освободителе", при Александре Третьем "Миротворце", при Николае Втором "Кровавом", при Александре Федоровиче Керенском... И, считая царей и присяжных поверенных, Фунт загибал пальцы. — Ср. ЗТ 15//14.

Я. С. Лурье замечает по поводу этого места: "Текст оказывается несколько двусмысленным: присяжные поверенные названы во множественном числе, а ведь кроме Керенского Россией правил еще только один носитель этого звания — Владимир Ульянов" [Курдюмов, В краю непуганых идиотов, 107]. Точности ради следует указать, что В. И. Ленин был помощником присяжного поверенного [БСЭ, 3-е изд., т. 14: 294]. Это не единственное место у соавторов, где комментаторами усматриваются намеки на Ленина [ср. ЗТ 15//9; ЗТ 30//6] ⁴.

23//15

...Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. — "Мои тетки-одесситки постоянно употребляли это выражение" [из примечаний А. И. Ильф, в ее кн.: ЗТ, 427]. По непроверенным сведениям, оно принадлежит знаменитому трубачу Эдди Рознеру.

Реминисценция из народного романса "Шумел, горел пожар московский" (1850), где Наполеон на стенах горящей Москвы предается размышлениям о превратностях фортуны. Романс был известен с 1880-х гг.; исполнялся трактирными "машинами" ("оркестрионами"); входил в репертуар Н. В. Плевицкой и других эстрадных артистов. Это один из тех популярных романсов, чьи слова не раз переиначивались, например: А на стенах вдали кремлевских / Стоял Дубасов-генерал. Или: "ЦК играет человеком..." [Песни русских рабочих, 139; Чумандрин, Фабрика Рабле, 24. Текст литературной и народной версий — в кн.: Песни и романсы русских поэтов, 681,940]. Это еще одна манифестация наполеоновского мотива у Бендера [полный список таких мест см. в ДС 5//5 и ЗТ 18//6].

23//16

Бендер шел позади всех, опустив голову и машинально мурлыча: "Кончен, кончен день забав, стреляй, мой маленький зуав". — Измененный припев песенки "Филибер" (словаК. Под-ревского, музыкальная обработка Б. Прозоровского): В путь, в путь, / кончен день забав, / в поход пора. // Целься в грудь, / маленький зуав, / кричи "Ура!" [Сахарова, Комм.-ЗТ, 480; в варианте ЗТ цитата записана в ИЗК, 222, 227]. Зуав — солдат французских колониальных войск из Северной Африки — был для одесситов памятной фигурой со времен союзной интервенции 1918-1919. Содержание песенки (довольно забав, пора воевать — своего рода новый вариант фигаровского "Non piii andrai..."), видимо, соответствует репутации невоинственности и праздности, которую приобрели колониальные солдаты в оккупированном городе:

"По улицам этого прекрасного приморского города мирно расхаживали какие-то экзотические африканские войска: негры, алжирцы, марокканцы, привезенные французами-оккупан-тами из жарких и далеких стран, — равнодушные, беззаботные, плохо понимающие, в чем дело. Воевать они не умели и не хотели. Они ходили по магазинам, покупали всякий хлам и гоготали... Испуганные обыватели, устрашенные их маскарадным видом, сначала прятались, потом... убедившись, что они „совсем не страшные"... успокоились" [Вертинский, Дорогой длинною..., 116].

23//17