Романы Ильфа и Петрова

⁴ [к 25//9]. О конструкции "Внезапный поворот" см.: Shcheglov and Zholkovsky, Poetics of Expressiveness, 130-142.

⁵ [к 25//13]. Вероятно, надо считать случайным совпадением то, что и смерть Паниковского также наступает после спектакля (правда, несостоявшегося), даваемого силами путешественников.

⁶ [к 25//16]. Ср. пародию на Сталина, сложившуюся в кругах интеллигенции; комментатор слышал ее в юности от знакомого профессора, с отличной передачей сталинских интонаций, пауз и акцента: "О международных авантюристах. Международные авантюристы / потому и называются авантюристами, / что аны пускаются во всевозможные авантюры. // Спрашивается: / ПАЧЭМУ международные авантюристы / пускаются во всевозможные авантюры? // Аны пускаются во всевозможные авантюры ПАТАМУ, / что, будучи ПА САМОЙ СВОЕЙ ПРИРОДЕ авантюристами, / аны НЭ МОГУТ / нэ пускаться в авантюры".

26. Пассажир литерного поезда

26//1

Один из провожающих, человек с розовым плюшевым носом и бархатными височками, произнес пророчество, страшно всех напугавшее. — Согласно неопубликованным мемуарам С. В. Токаревича, "редактор с плюшевым носом и бархатными височками... — Михаил Кольцов" [цит. в примечаниях А. И. Ильф в ИЗК, 175]. И в самом деле, замечательный журналист и редактор без труда узнается и по отмеченным здесь внешним чертам, и по беспощадной, насмешливой проницательности его "пророчеств", основанных на глубоком знании людей. Что касается наружности, то знавшие Кольцова часто описывают его — как и соавторы в этой сцене ЗТ — мягкими, ласково-уменьшительными словами: "С нежно вылепленным, насмешливым ртом и торчащим хохолком мягких каштановых волос" (Т. Тэсс). "Ростом маленький, „как перочинный ножичек", подумала я... Я подумала, что имя Миша ему очень подходит, даже если написать его с маленькой буквы: миша-медвежонок" (Н. Сац). От игрушечного мишки до плюшевого носа, очевидно, лишь один шаг. Из этих же мемуаров ясно видны такие персональные черты прославленного журналиста, знакомые всем читателям его многочисленных эссе и фельетонов, как доброжелательно-авторитарно-ироничный стиль обращения с собеседником, угадывание его жизненных обстоятельств и предсказание поведения. [Цит. по кн.: М. Кольцов, каким он был, 403-04, 315, 320.]

Эпизод с "плюшевым пророком", как и многие другие известные места среднеазиатских глав, перенесен в роман из путевых очерков Ильфа и Петрова об их командировке на Турксиб в 1930 (очерки перепечатаны в пятом томе Собр. соч. и в кн.: Ильф, Петров, Необыкновенные истории..., где в примечаниях [452] дан и полный список всего опубликованного соавторами на эту тему в тогдашней печати). Отдельные детали турксибских глав восходят к записям И. Ильфа о поездке в Среднюю Азию в 1925 [см. ЗТ 31//3].

26//2

...Все вы по вечерам будете петь в вагоне "Стеньку Разина", будете глупо реветь "И за борт ее бросает в надлежащую волну". — Народная песня на основе стихотворения "Из-за острова на стрежень" поэта-фольклориста Д. Н. Садовникова о любви Степана Разина к пленной персидской княжне, которую, по преданию, он в ответ на насмешки товарищей бросил в Волгу [текст литературной и народной версий — в кн.: Песни и романсы русских поэтов, 826, 957].

Песня пользовалась всенародной популярностью начиная с 1890-х гг., инсценировалась, экранизировалась немым кино и долгие годы была едва ли не неизбежным номером любого коллективного времяпровождения. "Где-то в роще, под звон гитары, кто-то нежнейшим тенором запевал песню о Стеньке Разине. Она слушала песню, прикрыв глаза, видела волжские волны, поглощающие персидскую княжну..." [Гумилевский, Собачий переулок, 142]. "...[На свадьбе омещанившегося пролетария] пели всей комнатой, вразброд и старательно, про персидскую княжну и Разина, про кавалеристов Буденного, про вольную цыганскую палатку" [Фибих, Дикое мясо, 24]. Иностранный гость слушает пение "Stenka Razin" в 1929 на волжском пароходе [Farson, Seeing Red, 185]¹. Под романсом "про вольную цыганскую палатку" может подразумеваться популярное "Все сметено могучим ураганом" (И там в кибитке забудем пытки..., см. ДС 34//7), или "Мой костер в тумане светит" на слова Я. Полонского (За кибиткой кочевой...), или какая-то другая из многочисленных цыганских песен. О "Марше Буденного" см. ЗТ 32//6.