Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Сударыня, – ответил король, – каков бы я ни был, да ниспошлет Бог удачу вашей госпоже и да сохранит Он ее честь, ежели, как я полагаю, она того достойна. Но я вам был бы признателен, если бы вы мне указали, что мешает мне быть истинно добродетельным мужем. А затем скажите мне, кто ваша госпожа и в чем я мог перед нею провиниться. До сей поры я не думал, что дал право даме или девице упрекнуть меня.

– Путешествие мое было бы напрасным, если бы я не подтвердила высказанный вам упрек; но я знаю, что, сделав это, я повергну ваш двор в величайшее изумление. Знайте же, сир, что госпожа моя – королева Гвиневра, дочь короля Леодагана Кармелидского. Прежде чем я буду говорить с вами от ее имени, благоволите взять это письмо, скрепленное ее печатью, и пусть вам его прочтут.

Тут выступил вперед рыцарь в преклонных летах и подал девице золотой ларец, богато изукрашенный и отделанный самоцветами. Она его открыла, достала оттуда письмо и вручила его королю:

– Сир, его следует прочесть при всех ваших рыцарях, при всех дамах и девицах.

Онемев от изумления, король воззрился на девицу, затем послал за королевой и всеми дамами, рассеянно гулявшими по залам. Они собрались со всех сторон, и девица потребовала вторично, чтобы начали читать без промедления. Король протянул письмо тому из писцов, кого он знал за самого толкового. Писец развернул пергамент, прочел немного про себя, потом его обуяла тревога, и слезы потекли у него из глаз.

– Что с вами? – спросил король. – Читайте вслух. Мне не терпится узнать, что в этом письме.

Забыв повиноваться, писец устремил взор на королеву, которая тогда опиралась на плечо мессира Гавейна. Он задрожал всем телом, пошатнулся и упал бы, если бы мессир Ивейн не поспешил поддержать его. Король, все более и более дивясь и беспокоясь, послал за другим писцом и отдал ему письмо. Тот просмотрел его, потом вздохнул, залился слезами, уронил пергамент на колени королю и ушел. Проходя мимо королевы, он воскликнул:

– Ах! Какие горестные вести!

Вот уже и королева встревожена не меньше, чем король. Артур на этом не унимается: он посылает за своим капелланом, и когда тот прибыл, говорит ему:

– Преподобный отец, прочтите это письмо, и во имя вашего передо мною долга, во имя утренних молитв, сегодня вами вознесенных, скажите обо всем, что вы в нем найдете, ничего не утаивая.

– Сир, должен ли я прочесть его вслух?

– Разумеется.

– Мне будет тягостно повергнуть в траур весь ваш двор. И сделайте милость, избавьте меня от надобности разглашать то, что в нем содержится.

– Нет, нет, именно вам и надлежит это сделать.

Капеллан понемногу собрался с духом и ясным голосом прочел следующее:

«Королева Гвиневра, дочь короля Леодагана Кармелидского, приветствует короля Артура и всех его рыцарей и баронов. Король Артур, я приношу жалобу прежде всего на тебя, а затем и на всех твоих баронов. Ты был столь же неверен мне, сколь я была верна тебе. Ты более не истинный король, ибо не должно королю жить с незамужней женщиной. Я была отдана тебе в законном браке; я была повенчана как супруга и королева рукою досточтимого епископа Эжена в городе Лондоне, в храме Святого Стефана[181]. Звание, мне положенное, я носила единственный день. По твоему ли указу, по указу ли твоих приближенных, все права мои были попраны, а место мое занято той, которая прежде была моей презренной рабыней. Та Гвиневра, что прослыла твоей супругой, отнюдь не сберегала мою честь, как надлежало ей хотя бы и в ущерб ее собственной, но стала домогаться моей погибели и позора. Но Бог, не забывающий тех, кто взывает к нему от чистого сердца, вызволил меня из ее тенет при помощи тех, кого я никогда не в силах буду вполне вознаградить за верность. Я сумела тайно бежать из башни Хенгиста Саксонца, посреди Чертова озера, куда велела заточить меня мнимая королева. Меня лишили всех благ, но со мною остаются честь и способы истребовать то, что мне причитается. Я требую мести для той несчастной, что так долго держала тебя в смертном грехе. Она должна понести законную кару, ту, которую замышляла против меня. Я изволила написать тебе это письмо; но поскольку пергамент не способен выразить всего, то передать его тебе я поручила той, которая будет моим сердцем и языком; это Элис, моя двоюродная сестра. Верь всему, что она тебе скажет; ибо она знает обо всем, что касается дела, мною изложенного. Я дала ей в провожатые рыцаря, столь же достойного доверия; это Бертоле, самый верный, самый честный из людей, какие бывают на Морских островах[182]. Я избрала его защитником моего дела по причине именно его преклонных лет, дабы тем яснее показать, что все силы человеческие бессильны против справедливости и истины».

Дочитав письмо, капеллан отдал его королю и поспешил уйти с поникшей головой и стесненным сердцем.

Долгое молчание воцарилось в зале. Король первым решился заговорить с девицей, по-прежнему стоявшей перед ним.