– Я услышал все, о чем известила меня ваша госпожа, – сказал он. – Если вы имеете что-либо добавить к существу дела, мы готовы вас выслушать; ибо вы, как нам было прочитано, сердце и язык той, что вас прислала. А после представьте мне рыцаря, вашего провожатого.
Тогда девица взяла за руку рыцаря, который вручал ей письмо.
– Вот он, – сказала она.
Король присмотрелся и увидел, что тот уже в летах, судя по его седым волосам, бледному лицу, изборожденному морщинами и рубцами, по его длинной бороде, ниспадающей на грудь. Впрочем, руки у него были длинные и мясистые, плечи широкие, да и в остальном тело сохранилось не хуже, чем у любого мужчины в расцвете лет.
– Этот рыцарь слишком долго прожил, – сказал король, – чтобы не погнушаться ложной клятвой.
– Вы бы уверились в этом еще более, сир, – сказала девица, – если бы знали его так же хорошо, как я; но ему довольно и того, что Бог свидетель его доблести. А вдобавок к тому, о чем уведомило вас письмо, госпожа моя сетует, что слишком долго была непризнанной; едва вы стали королем Бретани, как проведали о короле Леодагане, якобы лучшем из государей на Западных островах, и о его дочери, превозносимой как прекраснейшая из принцесс. Вы говорили тогда, что не будет вам покоя, пока вы сами не убедитесь и в достоинствах короля, и в красоте его дочери. Вы прибыли в Кармелид под видом простого оруженосца; вы и ваши соратники служили королю от Рождества до Пятидесятницы. На том последнем пиру вы делили хлеб за Круглым Столом, и каждому из ста пятидесяти собратьев досталось вволю. В благодарность за вашу отвагу король пожаловал вам два дара более щедрых, чем вы могли пожелать: прекраснейшую в мире деву (это была госпожа моя Королева) и Круглый Стол, чья слава была уже повсеместно велика. Вы увезли мою госпожу в город Логр, где сочетались с нею браком, и ночью вас приняло одно ложе. Но только вы поднялись, как та, кому надлежало более всех охранять брачный покой, провела в него предателей; госпожу мою схватили и похитили; а ту, которую я тут примечаю, препроводили на ваше ложе. Госпожу королеву заточили, приказав предать ее смерти; но Бог не допустил этого. Ее извлекли из тюрьмы, благодаря сему рыцарю, принявшему на себя смертельно опасное дело и вынесшему ее на своих плечах из башни Хенгиста Саксонца, на Чертовом озере. Долог был плен моей госпожи; но ныне, когда она вернула себе законное наследство, немало знатных государей были бы рады взять ее в жены. Она отвергла их притязания и сохранила свое сердце для вас, решив окончить свои дни в монастыре, если ей не будет воздана справедливость. Но, сир, поверьте на слово всем, кто ее знает: если вы возместите причиненный ей ущерб, вы будете с нею несравненной парой на всем белом свете; вы – достойнейший из королей, она – достойнейшая из королев. Оставьте свою сожительницу и верните вашей законной супруге все, чего она неизменно вправе ожидать от вас. Если вы этого не сделаете, моя госпожа перед Богом и перед лицом своих друзей откажет вам во владении полученным вами приданым, достославным Круглым Столом. Вы его вернете с тем же числом рыцарей, что и в день, когда вы приняли его от короля Леодагана. И не помышляйте учредить второго; ибо он должен быть в целом мире один.
Отныне, рыцари, остерегайтесь называть себя по-прежнему содружеством Круглого Стола, пока не будет вынесен приговор. А вы, король Артур, если вы не признаете, что госпожа моя была предана лживой девицей, доныне сидящей на ее месте, я готова доказать обратное при вашем суде или при любом другом. Шампионом за правое дело будет этот достойный муж; он победит, ибо он все видел, все слышал.
Девица умолкла, и весь двор долго оставался недвижен и нем. Королева, возмущенная до глубины души, ничем не выдавала волнения и гнева: она как будто не снисходила до оправданий и даже не взглянула на свою обвинительницу. Не то было с королем: он крестился, воздевая руки, он не знал, на что решиться. Наконец, он обернулся к королеве:
– Подойдите, госпожа; это вам надлежит опровергнуть то, что вы слышали. Если это обвинение верно, то выходит, что вы меня недостойно обманули и заслужили смерть. Вместо того чтобы быть самой верной из дам, вы окажетесь самой коварной и лживой.
Королева встала и, не выказав ни малейшего волнения, заняла место рядом с королем. Разом устремились вперед четыре герцога и двадцать баронов, будто желая защитить ее. Мессир Гавейн, багровея от гнева и возмущения, яростно сжимал новое древко, бывшее у него в руках.
– Сударыня, – сказал он, – нам требуется знать, намерены ли вы бросить обвинение госпоже королеве.
– Я не вижу здесь королевы, – возразила девица, – обвинение мое падет на ту, кого я вижу перед собою и кто предал свою и мою госпожу.
– Знайте же, – ответил Гавейн, – что на мою госпожу, здесь присутствующую, никогда не падет подозрение в измене и что она прекрасно сумеет от этого защититься. Вы, сударыня, чуть было не заставили меня утратить учтивость, с коей я всегда обходился с дамами и девицами; ибо вы затеяли величайшее безумство, какое только можно измыслить.