Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Пока дама так причитала, шателен велел обустроить спальни и приготовить все, чтобы с честью принять благородное и многолюдное собрание; но он не переступил ворота своего сада, чтобы выйти им навстречу[260]. Улицы города в честь приема были устланы свежими травами и листвой. Как только они прибыли, коней поставили в стойла, с рыцарей сняли доспехи; когда были накрыты столы, Эглис удивился, не видя даму.

– Она заперлась в своих покоях, – ответил шателен, – чтобы предаться там самой безутешной скорби.

Как любезный домохозяин, дядя Эглиса расточал всевозможные почести мессиру Ивейну, Галескену и всем их спутникам. Эглис же первым делом прошел в покои своей тетушки и увидел ее с красными и опухшими глазами, с охриплым голосом, прерываемым рыданиями. Он спросил:

– Это что же, вас так печалит наше освобождение?

– Я думаю о том, что ожидает меня, а не о том, что случилось с вами. О! как много мудрых и верных женщин утратят свои выгоды! Сколько добра вам сделал ваш Ланселот, столько он нам наделал зла.

– Как бы то ни было, – ответил Эглис, – урон, нанесенный одной женщине, не сравним с освобождением двухсот пятидесяти трех рыцарей.

– Молчите, дорогой племянник: если бы они пропали, то разве не за собственную глупость им пришлось бы себя винить? Разве не поплатились бы они за свою неверность?

Все так же препираясь, она уступила просьбам Эглиса Долинного и согласилась занять свое место на пиру. Но она кушала мало и вскоре удалилась, наказав, чтобы за нею не ходили.

Когда скатерти были убраны, герцог Кларенс спросил у хозяина замка, отчего их освобождение столь опечалило эту даму.

– Извольте, я вам расскажу; но прежде надобно вам знать, что более десяти лет я был при доме короля Артура и что я из содружества Круглого Стола. Мессира Ивейна я прекрасно знаю и никогда не забуду того, что он сделал когда-то для меня, хоть это даже стоило ему жестокого удара пикой в бедро.

– Да, – сказал, улыбаясь, мессир Ивейн, – я вас узнаю: вы Кэй Эстрауский. Это верно, что мы тогда натерпелись страху и что я был ранен упомянутым образом. Мы были у одной надменной дамы, которая не прочь была поубивать всех, кто откажется разделить с нею ложе, и велела убивать всех, кто его разделял. Я сделал то, что она просила, и, по счастью, отделался лишь глубокой раной да сильным испугом.

– Это ради нашего спасения вы пошли на столь жестокое испытание.

– Не будем больше об этом, – ответил мессир Ивейн, – и скажите же нам, ради Бога, почему эта прекрасная дама так скорбит о нашем освобождении.

– Так знайте, – сказал Кэй Эстрауский, – что я люблю ее с детства; и хотя она знатнее меня, я дерзнул просить ее любви. Она отвечала, что питает ко мне столь же нежные чувства и будет рада избрать меня своим сеньором и мужем, если я пожалую ей один дар. Я принес ей клятву на святых. Когда ее земли отошли ко мне и мы обвенчались, я спросил ее, что это за дар. «Чтобы вы никогда, – сказала она, – не переступали ворота этого замка, пока не выйдут на волю рыцари из Невозвратной долины». Так она думала навеки удержать меня при себе; теперь же, когда Ланселот развеял наваждение Долины, она почуяла, что ей предстоит частенько без меня оставаться. Что до меня, то единственная моя печаль – утрата Ланселота, перед коим я в таком же долгу, как и вы. И поскольку вы намерены заняться вызволением мессира Гавейна, я хотел бы быть с вами.

Рыцари поблагодарили его; а он послал созвать своих вассалов, возвестив им, что обрел право выезжать и возвращаться. Когда они садились на коней, приехала девица, которая видела, как уводили Ланселота; она им донесла, что Моргана согласна отпустить своего пленника к Печальной башне. Но клятвы злопамятной феи не внушили им особого доверия.

Пока они в дороге, посмотрим, что творится в плену у Ланселота.

LXXXIII [261]

Моргана даже не стала дожидаться конца дня, чтобы возобновить свои настояния. Она опять явилась к пленнику в его темницу.

– Так вы и слышать не желаете, – спросила она, – о том, чтобы выкупить себя?

– Совсем напротив, госпожа: я не пожалею совершить или отдать все, что мне будет по силам, только бы выйти отсюда.

– Но не могу же я просить меньше, чем обыкновенное колечко.

– Это колечко – единственное, чего я отдать не могу; вы его получите, только отняв палец, хранящий его.

– Стало быть, вы оставите другим честь завоевания Печальной башни.

– Если мессир Гавейн не обретет свободу моими силами, вас проклянут навеки как виновницу моей смерти.

– Но впрочем, если я вас отпущу к Печальной башне, обещаете ли вы вернуться ко мне, как только дело будет сделано; а в залог оставите ли мне это кольцо?

– Я дам обет вернуться, и вам не будет нужды в ином залоге.

Моргана более не сомневалась, что кольцо это было даром королевы. Она могла бы даже узнать ее, дай только Ланселот разглядеть его вблизи. Оно было крохотным! и оба лика высечены в черном камне[262].

Когда она отчаялась получить его добром, то сказала: