Пока рыцари становились по местам, дабы принять его как подобает, он отступил на несколько шагов и, воздев очи к небу, стал молить Господа помиловать его душу; ибо, что касается тела, его он уже отдал на заклание. Он препоручил Богу короля, королеву и мессира Гавейна, не чая увидеть их более. Затем, с глефой на упоре, он пришпорил коня и понесся навстречу десяти рыцарям. Все разом обрушили на него глефы, и хребет его поневоле выгнулся назад; тогда они сорвали с его шеи щит; но добрый конь, раздобытый им, когда он спасал Сагремора, промчался мимо и вынес его на середину двора, а сам он остался в седле.
Изумленный тем, что не убит, мессир Ивейн воспрял духом, возложил руку на рукоять меча, вернулся к рыцарям и принялся творить чудеса храбрости. Но битва явно была неравна: изрешетив его ударами, десять рыцарей сбили его наземь, связали и отвели на середину площади, где казнили побежденных. Тогда явилась девица, столь искусно унявшая муки мессира Гавейна; она уговорила рыцарей, что лучше удержать в плену того, кого она признала за рыцаря из дома Артура. Они вняли ее речам и отвели мессира Ивейна в подземелье ожидать, на что осудит его Карадок.
Тем временем герцог Кларенс был у потайной двери замка и переходил по узкой доске, переброшенной через ров. По ту сторону двери на него напали два рыцаря; он оборонялся стойко, одного ранил, другого держал поодаль; и так он добрался до второй стены и прошел во вторую дверь, не без тревоги услышав, что она закрылась за ним. Сразу четыре рыцаря напали на него, и вот уже щит его пронзен повсюду. Глефы разят его и спереди, и сзади, однако он еще дает отпор. Наконец, он пошатнулся и упал без сил. Его схватили, его связали; его поволокли в то же подземелье, что и мессира Ивейна. Нетрудно представить себе уныние обоих друзей, которым осталось лишь смиренно ждать того часа, когда великан придет и отрубит им головы.
Но нас призывает Ланселот: пора нам оставить Галескена и мессира Ивейна в Печальной башне и вернуться к нему.
LXXXIV
Расставшись с Галескеном и мессиром Ивейном, Ланселот и рыцари из Невозвратной долины под водительством двух девиц дошли до узкой теснины, называемой Коварным проходом. Войско короля Артура уже сошлось там в бою с людьми Карадока, и, несомненно, Бретонцы не могли бы продвинуться далее, когда бы Ланселот и его сподвижники не пришли им на помощь и не напали с тыла на общего врага. Повоевав еще изрядно, Карадок понял, что одолеть не может, и подал знак отступать. Сам же он скрылся на потаенной окольной тропе, ведшей к Печальной башне, которую Бретонцы собирались всенепременно взять в осаду.
Ланселот увидел, что он уходит, и припустил коня следом за ним. Он догнал его и, не доезжая, окликнул:
– Трусливый великан! У тебя не хватает духу обождать одного-единственного рыцаря?
Карадок в это время был у начала глубокой лощины; он обернулся и, заметив, что противник один, остановился и стал поджидать его с по
днятым мечом. И вот они могучими ударами разят друг другу головы, руки и плечи. Алая кровь уже обагряет петли их белых кольчуг; но Карадок боится не поспеть вовремя к Печальной башне; он развернул коня и дал Ланселоту пуститься за ним в погоню. Возле своего замка он слышит громкое бряцание оружия: это войско Бретонцев преследует тех, кто прекратил оборону в устье Коварного прохода и нынче бежит без оглядки. Он вынужден спешить, чтобы укрыться, и стражник, увидев его со стены, отдает приказ опустить мост, позволив ему войти беспрепятственно.Но Ланселот его резво нагнал и без устали бил своим добрым мечом. Чтобы себя оградить, великан передвинул щит на спину. Увидев в отчаянии, что он уже на мосту, Ланселот подобрался к нему так близко, что уцепился двумя руками за щит. Он думал его отнять; Карадок, держа его, откинулся навзничь на заднюю луку и поневоле отпустил ремни, и те заодно со щитом остались у Ланселота в руках. Ланселот отбросил щит и заехал на мост с Карадоком вдвоем, не дав тому распрямиться. Далее он приподнялся в седле, перебрался на шею коня и обеими руками стиснул горло Карадоку. Великан вырывался из жестоких объятий и сумел-таки скинуть долой Ланселота меж двух лошадей. Но рыцарь наш удержался левой рукой и посредством этой опоры опять очутился на коне, но не на своем, а на крупе другого, где он сел, обняв за бока Карадока. И так конь пронес их обоих в ворота всех трех ограждений; и Ланселоту не стоило опасаться дозорных рыцарей; ибо все они устремились на первые стены, обороняя их от войска Артура.