Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Да, верно, знаю; сын Горрского короля увез ее в Чужедальнюю землю[283], откуда, единожды войдя, не выходит ни один Бретонец.

– Как нам туда попасть? – спросил мессир Гавейн.

– Я вам скажу, если вы меня отблагодарите.

– Сударыня, – сказал Ланселот, – всем, что вам будет угодно.

– Тогда обещайте мне оба первый же дар, какой я у вас попрошу.

Они обещали.

– Две дороги, – сказала она, – ведут в Чужедальнюю землю. Одна проходит по Мосту-Мечу, другая по Затерянному мосту, еще именуемому Подводным за то, что он лежит промеж двух вод и ровно посреди потока. Ширина и глубина его – полтора пье. Тот первый мост еще более опасен; он изготовлен из длинного полотнища, острого, как лезвие меча. Подводный мост будет направо, Мост-Меч налево.

Девица с тем и покинула их и свернула на малоезженую тропу между двумя дорогами, указанными ею. Она не сомневалась, что сможет так догнать рыцаря телеги, поедет ли он направо или налево.

Ланселот предоставил мессиру Гавейну выбор дороги, которая ему больше по душе.

– Что одна, что другая довольно каверзны, – сказал мессир Гавейн, – но поскольку вы мне уступили выбор, я возьму себе Подводный мост.

– Тогда я поеду к Мосту-Мечу.

И, не рассуждая более, они разделились и препоручили друг друга Богу.

XCVI [284]

Ланселот ехал верхом до заката: тогда девица, которая указала им дорогу, подъехала к нему и спросила, не желает ли он остаться у нее на ночлег.

– Буду только рад, – ответил он, – но для отдыха еще не время.

– Сир, до Моста-Меча вам путь неблизкий; а дальше вы не найдете ни усадьбы, ни постоялого двора.

Он уступил ее доводам, и они прибыли в дом, обнесенный прочным частоколом. Девица соскочила наземь первая.

– Оставьте вашего коня, – сказала она, – и идите за мной.

Они вошли в старинную залу; оттуда в белый покой, освещенный факелами и свечами; затем в другую прекрасную залу с накрытым столом. Девица сняла с него щит и отвязала шлем, пока он снимал остальные доспехи. Она накинула ему на плечи широкий алый плащ на беличьем меху[285], ниспадавший до земли, и когда они умылись, то уселись за первые блюда, уже поданные[286].

Встав из-за стола, девица перешла с ним в малую опочивальню, расписанную в разные цвета. Там стояло ложе, обильно уснащенное всем, что только могло его украсить. Она взяла Ланселота за руку и усадила на ложе рядом с собою, говоря:

– Дорогой гость, припомните дар, который вы мне обещали, когда я вам указывала путь[287].

– Да, и я сдержу свое обещание, если это в моих силах.

– Так вот, я прошу, чтобы вы провели со мною ночь на этом ложе.

– Ах! сударыня, умоляю вас, просите что угодно, только не это.

– Нет, я не желаю ничего иного, я этого требую в силу данного вами слова.

Как ни пытался он склонить ее переменить решение, ему это не удалось, и он покорился своей участи. Девица легла на соседнее ложе, пока сам он начал раздеваться. Но подоспевшие слуги опередили его; они стали перед ним на колени и сняли с него шоссы. Когда все улеглись и свечи погасли, девица подошла к постели Ланселота и напомнила, что это его дело – к ней прийти.

– Иду, раз уж так надо.

Она легла первая; он не снял сорочку и порты. Неучтиво отвернуться он не смел, но не хотел и оказаться к ней лицом; он лежал на спине, не шелохнувшись. Она ждала, прислушиваясь к тому, что он станет говорить или делать. Наконец, она сказала в нетерпении:

– Что же, сир рыцарь, и это все?

– Э, сударыня! чего вы еще хотите? Если бы я был уверен, что досаждаю вам так же, как вы мне, я бы ушел.

– Что? Я вам досаждаю?

– Да, сударыня, просто невыразимо.

– Почему? Я такая гадкая уродина?

– Вы как опротивели мне прежде, так и остаетесь противны.

– Ну что ж! Вина не ваша, и если бы я могла надеяться, что вы меня простите за огорчение, я бы оставила вас.

– Ну, так оставьте меня, сударыня, ибо я прощаю вас от всей души.

– Я ухожу. Спите спокойно здесь, а я буду спать на вашем ложе.

– Нет уж; оставайтесь на вашем и дайте мне вернуться на мое. Я буду вечно себя упрекать, что оставался в постели девицы хоть на миг дольше, чем был к тому принужден.

– Но ведь ваша возлюбленная об этом не узнает.

– Будет знать мое сердце, а сердца наши едины.

– Довольно, и кто бы ни была ваша дама сердца, она преданно любима, как уже оказалось в Долине Неверных Возлюбленных. Вставайте, сир, вернитесь на ваше ложе, и дай вам Бог того, чего вы превыше всего желаете!

Он ушел; девица уже не сомневалась, что это Ланселот. Однако она хотела подвергнуть его последнему испытанию и, поднявшись до рассвета, подошла к нему, когда он вставал с постели.

– Дай Бог вам доброго дня, сир!

– А вам доброй удачи, сударыня!