Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Ты изрек и доброе слово, и дурное. Да, печаль для тебя узнать, что ты не совершеннейший из рыцарей; но вовсе не жалость, ежели лучшему из рыцарей будут присущи добродетели, тебе не свойственные. Едва он ступит в этот склеп, как угасит пламя, ибо никогда не ощутит ни малейшего жара сладострастия. Не то чтобы я желал оспорить твое достоинство; по части доблести и рыцарства никто не сможет превзойти тебя. Знай же, что грядущий мой освободитель будет со мною одной крови и сопряжен теснейшими мыслимыми узами с твоею собственною плотью. Это будет цвет всего истинного рыцарства. Ты завершил бы подвиги, ему предназначенные, когда бы не утратил это право через пыл сладострастия, присущий тебе, а также и во искупление греха, совершенного твоим отцом, королем Баном. Ибо он, будучи женат, разделил ложе с некоей юной девой[293]. Такова двойственная причина твоего неуспеха. Ты был окрещен под именем, какое будет носить упомянутый мною; но отец твой переменил его на Ланселота в память о короле Ланселоте, своем отце. Теперь ступай, дорогой кузен; тебе нет нужды оставаться здесь долее.

– Но мне хотелось бы знать твое имя, – спросил еще Ланселот, прежде чем выйти, – и за что ты сюда заключен. Ты умер или жив?

– Я тебе отвечу. Я племянник Иосифа Аримафейского, как сказано мною. Мы с моим сыном заслужили свои муки за двойной грех, нами совершенный. Имя мое Симеон; мой сын Моисей[294] заточен в Погибельной Палате, столь опасной для многих рыцарей. Когда бы не молитвы моего дяди Иосифа, мы были бы навеки прокляты телом и душою: благодаря ему Господь даровал нам спасение души взамен мук телесных. И я, и Моисей погребены в подобных могилах, где нам надлежит пребывать до тех пор, пока не явится сей избранный рыцарь и не вызволит нас. Нам осталось ждать уже не более тридцати лет.

Слушая его прилежно, Ланселот не решался отступить и не попытать счастья в том деле, где неудача была ему предсказана. Голос продолжал:

– Я тебе скажу, по меньшей мере, как к этому следует подступиться. Видишь камень рядом с тобою? Приподними его, ты найдешь там воду, и ею со всем тщанием намочи лицо; она уймет жар пламени. Это та вода, коей омыл руки святой отец, когда принял тело Господа Нашего.

Последовав совету Симеона, Ланселот вернулся к первой гробнице и ринулся в огонь, чей жар скоро стал для него нестерпим. Не в силах двинуться далее, он отступил до того места, где стояли монахи, приведшие его к спуску в подземелье.

– Ничего я не сделал, – сказал он.

– Сир, довольно вам было доказать, открыв гробницу короля Галахада, что вы первый рыцарь из ныне живущих на свете!

Тогда на кладбище вошли чужеземные монахи, неся с собою белые носилки и вопрошая о Галахаде; ибо им было видение о том, что найдена его смертная оболочка. Ланселот извлек тело из гробницы и возложил на носилки, и оттуда его перевезли в Уэльс, где похоронили с великими почестями. Тогда Ланселот снова сел на коня и, ведомый все той же девицей, скоро потерял из виду святую обитель. Мудрый старик, который до тех пор умерял пыл своего сына, не давая ему оспорить любимую девицу, сказал:

– Что, сынок, вы все еще сердиты на меня? Не кажется ли вам, что этому рыцарю, названному лучшим на свете, не стоит вас бояться?

Сын не ответил и уехал вместе с отцом восвояси. Что же до девицы, она сказала Ланселоту:

– Сир, я долго вас сопровождала, чтобы иметь случай судить о вашей доблести: я видела тому свидетельства, и я знаю ваше имя. И потому мне ничего не остается, как проститься с вами.

И она повернула обратно к дому, где накануне нашли приют Ланселот и мессир Гавейн[295].

C

Новые испытания уготованы были Ланселоту перед Мостом-Мечом. Вначале два латника на краю высокого бора тщетно пытались преградить ему путь, будучи предупреждены о скором прибытии рыцаря, намеренного освободить бретонских пленников. Затем он нашел приют у богатого вавассера, преисполненного восхищения его подвигами, и тот предложил ему в провожатые двух своих сыновей, одного – рыцаря, а другого – простого оруженосца. С их помощью он преодолел Каменный Проход, прорубленный между двумя скалами, перекрытый тремя заслонами и охраняемый двумя рыцарями и десятью ратниками.

Выйдя из этого опасного ущелья, они встретили юнца верхом на могучем боевом коне, одетого в ливрею, с волосами, остриженными выше ушей, как у всех бретонских изгнанников, ибо местный люд требовал от них срезать косы. Они спросили, что ему за надобность так спешить.

– Мы узнали, что едет рыцарь, чтобы нас освободить, и наши собратья вышли ему навстречу, но местные преградили им путь; они сражаются здесь неподалеку, а я скачу умолять о помощи наших друзей. Если их участь вам небезразлична, будьте добры поспешить, чтобы к ним примкнуть.

– Скачи, скачи, – ответил рыцарь, сын вавассера, – нас долго ждать не придется.