Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Он спешился и велел оруженосцам стянуть и укрепить проволокой полы и рукава его кольчуги. Его перчатки, ноги и шоссы намазали дегтем, чтобы сгладить стальное лезвие. Вслед за этим он препоручил своих спутников Богу; они с сожалением оставили его, уводя его коня и уходя дальше вдоль реки. Что до Ланселота, то, прежде чем начать опасный переход, он взглянул еще на башню, поклонился и осенил себя крестом. И вот, как был в шлеме, кольчуге и шоссах, с мечом на поясе и щитом на спине, он садится верхом на стальной клинок и ползет, как умеет. Но движется он медленно, орудуя руками, локтями и коленями. Кровь уже обагрила петли его кольчуги; но ни грозное лезвие меча, ни страх перед черными водами, бурными и глубокими, не в силах принудить его отвести глаз от башни; теперешняя боль для него ничто, когда он знает, что обретет награду на берегу. Наконец, продвигаясь мало-помалу, он коснулся земли. Тотчас появился простолюдин и спустил с цепи пару львов, издавших раскатистый рык. Ланселот утвердился на ногах, потом отошел к оконечности острого лезвия; там он позволил львам подойти и принялся раз за разом язвить их мечом: он думал пронзить их насквозь, но бока их смыкались, стоило клинку выйти наружу. Тогда, угадав, что в этом кроются некие чары, он вернулся на мост, невзирая на боль; и когда он оказался вне досягаемости чудищ, то совлек перчатку с левой руки и обнажил кольцо, данное ему Владычицей Озера. Львы исчезли, а королева, следившая за ним глазами, по этой предосторожности, принятой им, узнала своего милого Ланселота. Бледность покинула ее лицо, глаза просияли от счастья, а король Бодемагус сказал, подивившись такой перемене:

– Любезная дама, если бы я не побоялся, что вам это не по нраву, я бы спросил, знаком ли вам этот рыцарь? Не Ланселот ли это?

– Ланселот? Вот уже почти год, как я его не видела. Многие говорят, что он умер; но не буду делать из этого тайны, дорогой сир, я бы желала, чтобы это был он, а не кто-то другой; я бы больше ему доверяла, по причине его великой доблести.

– Госпожа, я пойду поговорю с моим сыном Мелеаганом, чтобы уладить дело миром; это Ланселот, я уверен, а на свете нет больше рыцаря, чьей дружбы я бы так желал.

Король застал Мелеагана, когда тот облачался в доспехи.

– Что ты собрался делать, сынок? – спросил он.

– Я хочу пойти вызвать того рыцаря, который только что перебрался сю_да.

– Ты хочешь с ним сразиться, чтобы приумножить себе цену?

– Разумеется.

– Так дождись завтрашнего дня и дай ему отдохнуть и перевязать свои раны; тем более будет ценить тебя королева.

И так уговаривал его Бодемагус, что он снял доспехи. Затем добрый король потребовал себе ездового коня, с собою взял второго боевого и подъехал к Ланселоту, пока тому унимали кровь из ран. Он спешился, обнял его и велел подвести жеребца.

– Садитесь, сир, – сказал он, – пора вам найти пристанище.

– Сир, я явился сюда не за пристанищем, а чтобы совершить то, чего требует дело. Мне говорили, что некий рыцарь намерен преградить мне путь; я его жду и спешу от него избавиться.

– Дорогой сир, завтра будет вдоволь времени, чтобы сразиться с ним; отдохните сегодня. А ежели вы без поединка получите то, за чем пришли, вы не удовольствуетесь этим?

– Но с чего вы так предупредительны со мною? – возразил Ланселот, – я же не в друзьях у вас. Как бы то ни было, я требую поединка немедленно; я заехал в этакую даль не столько в надежде на добрый прием, сколько в намерении вызволить пленников или разделить их участь.

Бодемагус видел, что он желает остаться неузнанным.

– Сир рыцарь, – сказал он, – я не знаю, кто вы такой: никто в моем доме даже пытаться не будет выведать это. Я предлагаю вам приют и охрану от того, кому предстоит сразиться с вами. В моем доме вам некого опасаться; но вы не можете требовать боя раньше завтрашнего дня. Я отдаю вам этого коня; и если я выказываю то участие, которым к вам проникся, этим вы обязаны вашей великой доблести.

И так уговаривал добрый король, что Ланселот согласился сесть на жеребца. Они вместе направились ко дворцу; затем его провели в отдаленный покой, придав оруженосца для услуг. Бодемагус не последовал за ним, боясь досадить ему даже самую малость.

Ближе к вечеру два рыцаря, провожавшие Ланселота до моста, переправились через реку на лодке: ибо проход отныне стал свободен, стоило однажды перейти по Мосту-Мечу. Их приняли в башне и привели к Ланселоту, с которым они уже не захотели расстаться. А на следующий день поутру Ланселот поднялся, облачился в доспехи, кроме рук и головы, и прослушал мессу в присутствии всего только двух рыцарей. Выйдя из часовни, он подвязал свой шлем и потребовал поединка. Король понапрасну расточал свои речи, желая отговорить сына от битвы, которая, как он предугадывал, могла стать для него роковой; а вернувшись, сказал Ланселоту с сердцем, исполненным горечи:

– Будет вам поединок, любезный сир, и никто здесь не станет выпытывать, кто вы такой. Но я прошу вас приподнять шлем и заклинаю вас тем, что вам всего дороже.

Ланселот более не противился, он открылся, и король обнял его.