Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Четвертый брат, Гахерис, во всю свою жизнь каждодневно и непрестанно искал приключений; у него была красивая голова и могучие члены, широкая грудь и весьма протяженное дыхание. Он говорил мало и в доблести не мог сравниться с мессиром Гавейном, но он одаривал щедрой рукою, любил дам и был ими любим.

Самым же молодым и самым великорослым был Мордред; ему недоставало ни верности, ни дерзости, ни силы духа. Он был завистлив, жесток и от природы враждебен доблестным рыцарям. И в жизни своей он сотворил больше зла, чем вся его родня сотворила добра. В один-единственный день он приведет к погибели более сорока тысяч человек, навлечет ее на себя самого и на великого короля Артура, своего подлинного отца. Похвальны в его жизни лишь первые два года рыцарства, и вскоре он приложит все усилия, чтобы о них забыли. Лучше бы ему было не родиться на свет.

Мы видели, что он со своими братьями и прочими рыцарями занялся поисками Ланселота. Оставив позади Черный Крест, он в первую ночь остановился у одной вдовицы, чей дом был посреди рощи. На другой день он снова пустился в путь и у одной из оконечностей леса приметил два красивых шатра. У входа стоял оседланный конь, а рядом с ним были копье и белый щит. Он повернул в ту сторону, и пока он к ним приближался, увидел карлика с луком в руках, который вознамерился пустить в него стрелу.

– Постой, карлик, – крикнул он ему, – ты же поранишь моего коня!

Не ответив, карлик выпустил стрелу и попал в коня; тот упал и мигом издох. Разъяренный Мордред выпростался из-под него, подскочил к боевому коню, привязанному у входа в шатер, сел в седло и, наехав на карлика, схватил его за волосы.

– Себе на горе ты убил моего коня! – сказал он. – Мне недолго и вздернуть тебя на этом дереве.

Карлик завопил; из шатра вышел рыцарь без доспехов и, увидя, как Мордред сыплет угрозами и лупит карлика, спросил:

– В чем дело, рыцарь, чего вы хотите от моего карлика?

– Я говорю ему, что еще немного, и я его повешу за то, что он убил моего коня.

– Головой клянусь, если вы его не отпустите, вы об этом пожалеете.

– А вы только скажите еще хотя бы слово, и я потребую с вас ответа за его наглость. Если бы вы не были безоружны, я уже зарубил бы вас.

– Пойду вооружусь; вот и увидим, на что вы способны.

Рыцарь вошел в шатер, надел доспехи и сел на другого коня, подведенного ему карликом. Со щитом на груди и с копьем в руке он вернулся к Мордреду.

– Посмотрим, сир, – сказал он, – как вы возьметесь требовать с меня ответа; и придет ли вам охота бить моего карлика, когда вы не позволите мне его защитить.

Они устремляются друг на друга и яростно ударяют в щиты. Если бы копья их не поломались, они бы упали наземь. Они теснят один другого телами, щитами и забралами; изрядно оглушенные, они рубятся вслепую и бьют перед собою куда придется. Но, наконец, рыцарь из шатра первым ослабел; он ранен тяжелее. Он упал навзничь; при падении шлем приоткрылся и откинулся; Мордред угодил мечом по черепу и проломил его. Рыцарь вскрикнул и испустил дух; карлик пустился бежать по лесу, где Мордред не стал его преследовать.

Подъехав на исходе дня к другому шатру, поставленному над весело журчащим родником, он спешился, вошел и увидел в этом шатре одну лишь красавицу, лежащую на роскошно застеленном ложе.

Он ее приветствовал; она ответила и пожелала ему доброй удачи.

– Сударыня, – спросил он, – не угодно ли вам приютить меня на ночь?

– Нет, сир, я боюсь, меня за это слишком заругают.

– Кто вас заругает?

– Мой друг, сир. Он поехал прогуляться по лесу и скоро вернется.

– Вы можете в ожидании его впустить меня, а если вашему другу это придется не по нраву, я обещаю уйти.

– Ладно! На этом условии.

Мордред снял шлем, откинул забрало и сел рядом с девицей, а та, увидев, что он красивый рыцарь, принялась его разглядывать с удовольствием. Он же, со своей стороны, заметил ее прелесть, ее молодость, ее богатые одежды; и он стал просить ее любви.

– Сир, – возразила она, – я была бы пропащей девкой, если бы отдавалась двоим.

Но он так настаивал, что, наконец, она сдалась. Они были одни, ничто их не тревожило; желания их были сходны, и они предались любовной игре, коей один Бог был свидетель, ибо от Него ничто не бывает укрыто.

Тем временем вернулся друг девицы. Увидев чужеземца, он учтиво приветствовал его.

– Сир, – сказала девица, – я подумала, что могу приютить этого рыцаря при условии, что он уйдет, если это вам не по нраву.

– Мне это вполне по нраву; добро пожаловать! Садитесь, сир рыцарь. Откуда вы?

– Я из дома короля Артура, а зовут меня Мордред; мессир Гавейн приходится мне братом.

Тогда рыцарь оказал ему любезнейший прием.

– У вас есть брат, – сказал он, – ради которого я готов оказать вам любые услуги, какие в моих силах.

– О ком из них вы говорите, сир?

– О Гарете, о лучшем рыцаре, какого я знавал когда-либо.