Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

IV. Рождение Мерлина

В первых же словах, которые остановят наше внимание при возвращении к истории Мерлина в том месте, где я ее покинул, мы уже найдем свидетельство соблюдения определенных приличий, которые для двенадцатого века были столь же обычны, как и для нашего. Как только юная девушка, орудие злых дьявольских козней, заподозрила несчастье, которое с ней случилось, она спешит пойти и рассказать все святому человеку, своему наставнику. Но она идет к нему не одна:

Она позвала своего слугу, чтобы он привел ей двух женщин; и когда они пришли, то собрались в путь, чтобы идти к исповеднику[305].

Эта деталь небесполезна, и я не знаю, всегда ли молодые набожные особы нашего времени заботятся о принятии таких же предосторожностей.

Праведный муж изъявил недоверие в той мере, какой оный случай заслуживал. Наконец, будучи обезоружен чистосердечным видом бедной страдалицы, он наложил на нее строгое наказание за грех небрежения, в коем она, по меньшей мере, оказалась виновна.

Ибо от великого гнева забыла я перекреститься; и с тем позабыла все наставления, что вы мне давали. А очнувшись, нашла я себя опозоренной,

– так она сказала ему.

Праведный муж запретил ей все мирские развлечения, все игривые и непристойные мысли:

Я тебе их запрещаю навеки; ибо тех, кто предается блуду во сне, ничто не может уберечь.

Дьявол увидел со злобою, что он смог осквернить тело девы, но не овладеть ее помыслами, так что

он не знал, ни что она делала, ни что она говорила, будто с нею ничего и не было.

Но он утешился при мысли, что хотя бы самое дитя будет принадлежать ему. Бремя девицы стало явным, и его не преминули заметить. Прочие женщины говорили, глядя на нее:

– Боже! Милая сударыня, что это с вами? как вы прибавляете в теле!

– Это правда, – отвечала она.

– Уж не в тяжести ли вы?

– Наверное, так.

– А от кого?

– Не дай мне Бог милости разрешиться, если я знаю.

– Так неужели вы имели дело со столькими мужчинами?

– Богу было угодно, чтобы до сих пор ни один не приблизился ко мне!

При этих словах женщины крестились:

– Милая, так не бывает, как вы нам тут рассказываете, и быть никогда не могло. Видно, вы любите того, с кем спознались, больше самой себя. Вы не хотите его винить; а ведь он навлечет на вас беду; когда суд узнает об этом, вас приговорят к смерти. Надо же, сколько прекрасных домов пропадет, сколько прекрасных угодий!

Суд даже ожидать не стал, когда девица разрешится от бремени: получив известие о том, что передавалось из уст в уста, служители явились за нею. Она не колеблясь дала признание, влекшее за собой приговор. Добродетельный муж, который не терял ее из виду, упросил судей подождать, по крайней мере, пока дитя появится на свет.

– Я вам не буду говорить, – сказал он им, – что я думаю об этой женщине; но плод, ею зачатый, невиновен. Велите же запереть несчастную мать в башню, оградив от всех людей внешнего мира. Придайте ей двух женщин, которые помогут ей при родах, и чтобы они не сообщались ни с кем, пока не выполнят этот долг. Что же до матери, предоставьте ей время вскормить свое дитя молоком, до того дня, пока оно не сможет довольствоваться другой пищей. А после вы ей вынесете такой приговор, какой вам будет угоден.

Судьи согласились на то, о чем просил праведный муж. Девицу препроводили в башню, все входы в которую замуровали: вместе с нею были заперты две матроны, из числа наимудрейших. Из окна, сделанного наверху башни, спускалась веревка, посредством которой им доставляли все, в чем они нуждались. Праведный муж, расставаясь, сказал девице, чтобы она озаботилась крестить дитя сразу после рождения, а после дала бы ему знать о дне, когда она будет призвана к судьям.