Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

Когда подошел срок, она произвела на свет сына, коему полагалось бы, по всей видимости, достаться дьяволу, его породившему; но, поскольку девица не по своей воле претерпела гнусные объятия, то Бог, принявший муки во искупление всех нас и ведающий наши истинные помыслы, не потерпел, чтобы дитя принадлежало Врагу всецело. Единственно для того, чтобы быть справедливым, даже супротив дьявола, Бог позволил, чтобы Мерлину, как и отцу его, дано было знать обо всем прошедшем; но затем, чтобы соблюсти равновесие между небом и адом, Бог присовокупил к науке, воспринятой младенцем от отца, науку о грядущем, дарованную свыше. Итак, дитя могло выбирать по своей воле между тем, что унаследовало оно от ада, и тем, что ему дано было с небес.

Вот при каких обстоятельствах родился Мерлин. Увидев его, матроны испустили крик ужаса, ибо он был волосатым, каким не бывал ни один младенец. Мать же при виде его сотворила крестное знамение и воскликнула:

– Ради Бога, милые сударыни, сделайте так, чтобы его окрестили немедленно![306]

– Какое же имя вы хотите ему дать?

– Имя моего отца, а он был Меллин, или Мерлин[307].

Они тотчас положили его в корзину, которую поднимали и опускали на веревке, и дали знать стражникам, державшим с ними связь, что они должны окрестить его под именем, указанным матерью.

V. Суд над матерью Мерлина

Вслед за тем Мерлина вернули матери, которая питала его молоком девять месяцев. Однако матроны не могли прийти в себя от удивления, видя, как он космат и силен; ибо, едва родившись, он на вид казался более чем двухгодовалым. Через восемнадцать месяцев они сочли, что пора им вернуться по домам, ведь не могли они оставаться вечно взаперти, вдали от своих родных и близких. Не преуспев в мольбах, чтобы они задержались подолее, мать рыдала, опершись на окно башни и держа дитя на руках.

– Ах! милый мой сын! – восклицала она, – из-за вас я приму смерть; я ее не заслужила, но кто мне в этом поверит?

Тут дитя заговорило, глядя на нее:

– Милая матушка, не бойтесь; вы умрете не от того, чему я буду причиной.

Мать, услышав его, от волнения выронила ребенка. Подбежали матроны:

– Что такое! – вскричали они, – никак вы хотите его убить?

Она передала им слова, произнесенные младенцем; все трое наперебой пытались добиться от него еще; но напрасно они над ним хлопотали, он хранил молчание. Несколько дней спустя мать обратилась к матронам:

– Скажите при нем, что меня сожгут в наказание за грех его рождения; увидим, заговорит ли он.

Тогда женщины начали:

– Ах! вот беда, госпожа, что ваше прекрасное тело сожгут из-за этого младенца! Будь проклят день, когда он родился!

– Вы лжете, – вскричал Мерлин, – моя мать вас заставила так говорить; но вы более безрассудны и грешны, чем она.

Эти слова их так напугали, что они не захотели оставаться долее. Между тем судьи условились огласить свой приговор через сорок дней, считая с того самого дня. Когда срок истек, девица предстала перед ними, держа дитя на руках и утверждая, как и прежде, что не знает, кто сделал ее матерью.

– Но ходят слухи, – сказал главный судья, – будто это дитя разговаривает, подобно взрослому: так что же, он ждет для этого, чтобы его мать сожгли?

Тогда ребенок, вывернувшись из рук матери, сошел на землю и, подойдя к скамье судей, произнес:

– За что вы хотите сжечь мою мать?

– За то, – ответил судья, – что она зачала тебя в срамоте телесной и не хочет назвать того, кто тебя породил. Мы не можем нарушить закон наших отцов.

– Это было бы по закону, – возразило дитя, – если бы она совершила зло, ей вменяемое, и если бы другие, кто не несет кары, не совершали его наравне или в большей мере.

– Мы ее виним потому, – сказал судья, – что она не желает признаться, кто твой отец.

– Я прекрасно знаю, чей я сын, – отвечал младенец, – а вот вашей матери лучше ведомо, кто ваш отец, чем моей – кто мой.

– Что ты там рассказываешь о моей матери? – спросил судья, – я готов выслушать все, что ты можешь о ней сказать.

– Ну что же! Если бы ты вершил правый суд, ты бы ей первой вынес приговор.

Судья послал за этой дамой; когда она пришла, он обратился к народу:

– Вот моя мать, послушайте, что скажет о ней этот младенец.

– Ах! – промолвил тут Мерлин, – вы не так мудры, как полагаете; отведите вашу мать в закрытую комнату; пусть будет дозволено войти к ней только вам, двум вашим ближайшим советникам и мне. Но если вы согласитесь, что она более виновна, чем моя мать, будете ли вы еще утверждать, что та достойна смерти?

– Нет.

– Мы в этом клянемся, – сказали все, кто заседали вместе с судьей.

Когда они оказались взаперти, Мерлин сказал:

– Лучше бы вам признать невиновность моей матери, ни о чем не расспрашивая вашу.

– О! – ответил судья, – так ты не отделаешься: придется тебе говорить.

– Ну так вот, я повторяю, ваша мать лучше знает, кто ваш отец, чем моя знает, кто мой.

– Ну и что с того! Матушка, – спросил судья, – разве я не сын вашего законного супруга?

– Милый мой сын, – ответила она, – от кого же еще вы могли родиться?