Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

Красота и мощь дерева, под коим они любили проводить свои досуги, побудила их вскоре отделить от него несколько других ветвей, которые они посадили, и те также укоренились. Они образовали некое подобие леса, и все сохранили сияющую белизну того дерева, что их породило. И вот случилось так, что однажды (то была пятница, говорят святые уста Иисуса Христа), когда они отдыхали под сенью первого дерева, они услышали голос, повелевающий им соединиться телесно. Но таковы были их смущение и стыд, что они не могли вынести ни вида столь гнусного деяния, ни даже помысла о нем, и мужчина при том не уступал в стыдливости женщине. Они долго взирали друг на друга, не имея смелости к сему приступить, так что Господь сжалился над их смятением. Возымев твердое желание основать род человеческий и даровать ему то место, коего лишился за свою гордыню десятый легион Его ангелов, Он опустил на них облако, дабы не позволить им видеть друг друга.

Дивясь этой внезапной тьме, которую они сочли проявлением доброты Господней, они вняли голосу и, не видя один другого, сблизились, соприкоснулись и, наконец, соединились телесно. Тогда они испытали некое облегчение своего греха; Адам произвел, а Ева зачала праведника Авеля, того, кто всегда преданно воздавал должное своему Творцу.

В миг оного зачатия дерево, до тех пор сиявшее белизной, стало зеленым, цвета луговой травы. Впервые начало оно цвести и плодоносить. И все те, что произросли от него с того времени, были зелеными, подобно ему. Но порожденные им до зачатия Авеля оставались белыми и лишенными цветов и плодов.

Это дерево и его поросль хранили свой зеленый цвет до той поры, когда Авель стал для своего брата Каина средоточием ненависти и ревности. Однажды, когда Авель пас своих овец вдали от отчего дома и вблизи от древа жизни, похищенного из земного Рая, сильный полуденный зной вынудил его прилечь под сенью того древа. Едва задремав, услышал он подошедшего Каина и тотчас поднялся, произнеся:

– Добро пожаловать, брат мой!

Тот его приветствовал в свой черед, предлагая сесть на место; но когда Авель повернулся, чтобы это исполнить, Каин извлек кривой нож и вонзил ему в грудь. В пятницу он был рожден, и вот настала иная пятница, когда он принял смерть.

Господь проклял Каина, но Он не проклял дерево, под коим был убит Авель. Он единственно отнял у него зеленый цвет и придал всему ему алый, в память о крови, пролитой при нем. Ни цветов, ни плодов не приносило оно отныне; ни одна из его ветвей не принялась в земле; однако то было прекраснейшее дерево из всех, доступных взору.

Все эти древеса – белые, рожденные до зачатия Авеля, зеленые, выросшие до Каинова злодейства, и древо алое, единственное из таковых и прозванное вначале древом смерти, затем древом жизни, а после древом помощи и утешения, – все эти деревья, говорим мы, дожили до времени потопа и не утратили ни свойств, ни красоты своей. Они еще сохраняли изначальное свое великолепие и в те годы, когда царствовал великий царь Соломон, сын Давидов[232]. Бог даровал этому царю мудрость и благоразумие сверх всякой меры; он знал все, доступное знанию, о силе трав, о движении звезд, о свойствах самоцветов; и, однако же, случилось ему быть столь ослепленным и одурманенным красотою женщины, что он позабыл, чем обязан был Богу. Хоть он и прозревал, что эта женщина его обманывала и причиняла ему всевозможное бесчестье, но он любил ее чрезмерно и не имел силы от этого уберечься; воистину, вся ученость мужчины не может помешать женщине выставить его дураком, коли она так решила; и доказательства тому видимы отнюдь не с нынешнего дня, но с самого начала мира.

Вот почему Соломон поведал в своей книге, называемой «Притчи»: «Я обошел весь свет; я прошел моря и обитаемые земли; ни разу я не встретил добродетельной женщины». В тот самый вечер, когда он написал сие, ему послышался глас небесный, говорящий:

– Соломон, не питай столь великого презрения к женщинам; если поначалу зло явилось в мир от первой из них, однажды другая принесет людям радости более, чем они изведали горестей. Через женщину исцелится рана, нанесенная женщиной. И исцеление сие придет от твоего рода.

Видение это побудило его раскаяться в том, что он говорил и думал в посрамление женщин[233]. Тогда он принялся искать, справляться во всех книгах и сподобился, наконец, прозреть пришествие благостной святой Марии, чьему девственному лону предстояло принять Богочеловека. Он возрадовался при мысли, что сия благословенная жена произойдет из его рода, но одно лишь сомнение оставалось у него: будет ли она последней среди его потомства? На другую ночь некий голос явился рассеять его тревоги: