Ромашка (СИ)

— Тёма, смотри, там авария! — Наталья хватает его за рукав. Но Артём и так видит, что искорёженная машина — это машина Серёги. Страх заполняет сердце и мозг, тело покрывается липким потом. Он тормозит, не доезжая до аварии. На трясущихся ногах идёт к Серёгиной машине. Как сквозь туман видит рыдающую Машку и кого-то ещё, в салоне с пассажирской стороны, нагнувшегося в сторону водителя. Как сквозь вату слышит, как рядом всхлипывает Наталья: «Серёжа, Серёженька. Только бы живой. Господи, только бы живой!»

Отодвинул парня, склоняясь над братом. Всюду стекло и кровь.

— У него всё лицо разбито. Каша кровавая. И в шее сучок торчит. Мы «скорую» вызвали. Рёбра тоже сломаны, наверное. Ноги не знаю. Я побоялся его трогать. Мы когда подбежали, он в отключке был, потом очнулся ненадолго, — слова парня — как камни, брошенные в сознание Артёма.

— Серёжка, Серёжка! Я не хочу на могилку! Слышишь, придурок! Хрен с тобой, живи ты с Ромкой своим, только живи! Слышишь!.. — уткнулся в неподвижное тело и шептал, шептал. Только бы он услышал.

Глава 17

Всё казалось нереальным: кровавая маска вместо Серёгиного лица. Булькающие, хрипящие звуки его дыхания. Пропитавшаяся кровью одежда. Тихий плач Натальи за спиной. Судорожные рыдания Маши. Незнакомый парень, без конца звонивший в «скорую» и рычащий в трубку: «Где машина?! Вы что, уроды, не понимаете, что здесь человек умирает?»

«Умирает» — при этом слове Артёма скрутил спазм страха, до тошноты, до шевеления волос на голове, до тряски в ногах и судороги, током прошедшей от руки, державшей холодную кисть брата, до самого мозга — так, что в глазах стало темно от боли.

Работники ГАИ приехали быстрее «скорой». Он не заметил, как оказался в стороне от Серёгиной машины, вместе с Натальей и Машей. Парень что-то объяснял гаишникам, показывал на свою машину, на Серёгину. Один из сотрудников попытался перелезть через сугроб обочины и открыть дверь с Серёгиной стороны. Артём слушал их как издалека.

— Заклинило. Надо «спасов» ждать. Здесь у него сучок в шее, думаю, тянуть через пассажирскую нельзя. Пусть вырезают.

— Он там хоть живой ещё?

— Да живой вроде. Сипит.

Артёма сорвало: он кинулся к гаишнику, спокойно стоящему рядом с машиной и рассматривающему след от протекторов.

— Вызывай! Херли ты на дорогу-то пялишься? Он же кровью изойдёт!

— Ты чего глотку дерёшь? Вызвал уже. Едут. Ты тоже участник ДТП? Или свидетель?

— Я брат! Скоро они? — Голос сорвался. Артём вцепился в рукав формы и зачем-то начал дёргать гаишника за рукав. — Он не умрет? Не умрет же? А?

— Ну, живой же. Значит, всё нормально будет. Успокойся. Он у тебя в рубашке родился, от такого удара обычно… Вон, смотри, аккумулятор куда улетел. А он молодец — пристёгнутый. Ты следом ехал? То твоя машина стоит?

— Моя. Не следом. Мы позже с женой выехали. А он уже… Господи, где эта «скорая» грёбаная!

В «скорой» с Серёгой поехала Маша. Артём же, пересилив себя, постарался успокоиться и сел за руль своей машины, предварительно узнав, в какую больницу везут Серёгу.

Машкин парень остался с гаишниками, пообещав Маше подъехать, как только освободится.

В больнице, в приёмном покое, Артёма начало трясти. Сергея сразу же увезли в операционную. Он же сидел перед медсестрой и диктовал его данные. В коридоре тихо плакали и переговаривались Маша с Натальей.

На все его вопросы к медсестре, что будет с братом и как его состояние, та холодно отвечала:

— Ждите. Выйдет доктор, всё скажет. А ещё лучше — езжайте домой, не мешайтесь здесь. Завтра позвоните и всё узнаете.

Ему хотелось схватить эту невозмутимую сестричку за ворот её синей форменной рубашки и закричать ей в лицо: «Что же ты, сука такая, а если бы с твоими такое? Ждала бы ты дома спокойно новость, что с родным тебе человеком?»

Санитарка, пожилая уже женщина, с сочувствием на него посмотрела, угадав, по-видимому, его мысли:

— У нас врачи хорошие. Вытянут. Только долго всё это. Вам бы правда лучше домой.

Он курил на улице. Маша с Натальей тоже вышли. Тяжело было сидеть и ждать.

— К своей, видать, мчался так. Как сумасшедший на встречную выскочил. Ещё бы немного, и нас бы с Андреем тоже здесь собирали. А может, и в морге уже бы все были.

Артём зло зыркнул на Машку:

— Типун тебе на язык.

— Тём, не ругайтесь, и так тошно. Как матери-то говорить будем? Утром все на работу поедут, увидят Серёгину машину. Надо ей как-то сказать, пока кто-нибудь чужой не ляпнул. — Наталья держалась руками за голову, пытаясь унять головную боль.

— Подождём ещё. Узнаем всё, тогда и скажем. Пошли, зайдём, может, известно уже что-нибудь. — Артём выбросил окурок, направляясь в больницу.

Маша вздохнула:

— Вряд ли. Там пока сучок удалят, пока в челюстно-лицевом заштопают, пока гипс наложат. До утра, наверное, сидеть придётся. Вы телефон новой его знаете? Тоже, наверное, переживает, что домой не приехал. Сообщить бы надо.

Артём споткнулся, а Наталья метнула в него предупреждающий взгляд и твёрдо сказала:

— Надо. Артём, у тебя есть номер?

— Откуда? Он мне на хрен не нужен был.