— Я тебе скажу, что происходит, — мамин голос по-прежнему строг. Даже сейчас, когда мне хочется грызть стены от затянувшейся боли, она продолжает вести себя так, будто я не дочь, а одна из её безалаберных учениц. — Она просто привлекает к себе внимание. Пытается через истерику надавить на жалость. Вот только я не потерплю, чтобы в моём доме из-за какой-то глупой любви сходили с ума и морили себя голодом.
— Люба! — впервые в жизни отец повысил на мать голос.
— Что, Люба? Да, если бы не я, разбаловал бы свою никудышную дочь в конец. Вон, какие фокусы выкидывает, а ты продолжаешь ей в рот заглядывать.
Я не могла это слушать. В какой-то момент поймала себя на мысли, что ненавижу её. Ненавижу её нравоучения. Ненавижу её принципы. Даже жизнь ненавижу в стенах этого дома, где каждый день только и слышала, какая я плохая и ни к чему не пригодная дочь.
— А, ну, вставай, негодница. И прекращай истерику.
Покрывало полетело на пол. За нею подушка. Потом я почувствовала, как мамина рука схватила меня за локоть, но папина ладонь тут же её перехватила и сбросила с моей покрасневшей кожи.
— Прекращай, я сказал. Выйди.
Я не видела маминого лица. Но повелительный тон отца даже меня заставил замолчать. Вжавшись в кровать всем телом, затаила дыхание и начала потихоньку приходить в себя.
— Значит так, да? Хорошо. Я уйду. Но тогда сам разбирайся с её головной болью. А я посмотрю, как у вас это получится.
И снова стук захлопнувшейся двери, который уже неделю звенел набатом в голове.
— Аля, родная, иди сюда, — отец снова предпринял попытку меня обнять, и на этот раз я прильнула к нему всем телом и зарылась носом в тёплый свитер, пропитанный табачным дымом. Он, молча, гладил по волосам и терпеливо ждал, когда я первая решусь заговорить.
— Пап, прости… — спустя какое-то время прошептала я, все ещё шмыгая носом.
— За что?
— За то, что веду себя так. Просто мне никогда не было так плохо, как сейчас. И эта боль делает меня слабой, беспомощной, никчемной. Мама права, я…
— Мама слишком многого хочет. Не обращай на неё внимание. Ты лучше расскажи, что случилось.
— С Лешей поругались, пап. Я обидела его. Сильно обидела и теперь не знаю, где его искать. На звонки и смс-ки он не отвечает и сам не звонит. Он просто пропал. Исчез из моей жизни. — В глазах снова защипало, но я сдержала непрошенные слёзы.
— Исчез, говоришь. Может оно и к лучшему…
— Нет, пап. Не говори так, пожалуйста. Я люблю его. Очень люблю. И не смогу без него.
— Аля, Аля. Что же это за любовь такая, если столько боли приносит? — Голос отца был заботлив и встревожен одновременно.
— Обычная, пап. Просто я сама виновата в том, что случилось…
Да, я винила только себя. А Лешу по-прежнему возносила до уровня богов, рядом с которым все моё окружение было обычным скоплением людей.
— В любви не бывает виновных и правых. Отношения выстраивают обе стороны. И если хоть одна из сторон будет любить меньше, то такие отношения обречены на провал. Нельзя любить за двоих. Рано или поздно это уничтожит в тебе человека и тот, ради кого ты готова была жертвовать всем на свете, однажды уйдёт от тебя, потому что возненавидит за то, что ты растоптала свою гордость, потеряла себя в нём и в итоге стала подобием той, которую он когда-то полюбил. Нельзя во всем винить только себя. Как бы там ни было, единственное верное решение — это поговорить. С глазу на глаз, чтобы все прояснить. Но так, как повёл себя он, заставляет думать, что он действительно не тот, кто нужен моей дочери и кому я могу доверить ее судьбу.
— Папочка, пожалуйста, не говори так. Леша хороший. Он очень хорошо ко мне относится. Просто, — прижимаясь к отцу сильнее, я пыталась подобрать слова, которые смогли бы передать мои чувства, — он действительно не виноват в том, что случилось. Это я, я сама оттолкнула его вместо того, чтобы протянуть руку навстречу.
— Все равно не нравится мне это. Разве будет взрослый мужик наказывать свою любимую игнорированием? Он сам первым делом решит поговорить, а твой Алексей повёл себя, как мальчишка.
Я не стала ничего отвечать. Понимала, что отец все равно будет стоять на своём. Ему с самого начала не понравился Алексей. Он мог бы назвать тысячу причин, почему мы не можем быть вместе. Вот только от этого не стало бы легче. Поэтому я решила, что лучше лишний раз промолчу, чем выслушаю то, отчего сердце разобьется на части.
— Ну, как бы там ни было. Что случилось, то случилось. И затворничество — не выход из сложившейся ситуации.
— Да, пап, ты прав. Просто мне нужно было время. Хотелось побыть одной. Обещаю, что возьму себя в руки и вернусь к прежнему состоянию.
Отец поцеловал меня в щеку, щекоча колючими усами, отчего я по привычке сморщила нос.
— Нина Владимировна каждый день звонит, переживает.
— Да, хорошо. Я ей перезвоню. Спасибо, пап.