Ромейский Квест (СИ)

Маркел звенел медью своего гласа, излагая сухие коротки строки. А перед глазами Феодора проносились моменты его жизни. Ночные скачки, засады в горных проходах, свист стрел и сумятица сумеречных боев. Лихие вылазки, будто мелкие укусы, с той только целью, чтоб не давать муслимам набрать у границ сил, и перелиться через горы в пределы державы. Мертвый запах разоренных деревень, и пустые глаза редких выживших, когда муслимы все же прорывались в Романию. Плачущие от радости крестьяне, которых отбивали в последний момент, перед тем как муслимы навсегда увели бы их в глубь своих земель, и сгноили в неволе. Пожары и грабеж муслимских поселений, когда во время рейда удавалась до них добраться... Сбор большого войска, битва, когда ромейская пехота стояла, будто утес под непрерывным прибоем, умирая, но держа позицию. Стрельба на скаку. Гибель коня. Разбитый в щепу щит, отбитая левая рука, и звериные перекошенные лица муслимских одержимых бесами гази, которые подыхали десятками, но вновь объявлялись сотнями, сами бросались на копья, и кусались с яростью шакалов. Гибель кавалерии, развал войска, отступление наспех сколоченного отряда на возвышенность, где ромеев окружили волчьи стаи конников, и они стояли под дождем стрел и пуль, который постоянно находил брешь в чьем-то щите или доспехе. И наконец - настоящий дождь, благословенный, самим Богом посланный ливень, который размочил тетивы луков агарян, потому что те во множестве делали их из кишок... И тогда отчаянная усталая атака вниз по склону, а потом - прорыв, бегство... Другой поход, штурм города, столкновение копейщиков на узких улицах. Стрелы, пули и камни из окон и с крыш. И там ему впервые пришлось убить женщину - смуглую муслимку, которая кидала с крыши тяжелые камни, а он рубанул её, и был прав, но почему-то потом часто вспоминал о том без радости. Другая битва в поле, где передовой строй ромеев, по древней эллинской военной мудрости связал свои щиты цепью. И враги не могли прорвать тот строй. А ромеи продавили муслимов, и били их, и те бежали, завывая как побитые псы. И немногие отважные прикрывали их бегство. И среди них был смуглолицый, сухой, с лицом узким - будто ветвь в старой коре морщин - муслимский архонт, из тех, что у муслимов звались эмирами. И тот архонт со своей конной дружиной осаживал преследователей. И Федор в азарте гонки и победы, в сложных завихрениях проскакивающих друг мимо друга конников, вдруг оказался один против муслимского архонта и трех его дружинников. Видать сам тезка, - святой Федор Стратилат, водил его рукой и прикрывал его с небес, потому что одного дружинника он сразу сбил дротиком, а еще один словил в спину невесть откуда присланную стрелу, а у третьего конь попал ногой в звериную нору, и третий слетел с коня, так что больше не встал, - и Федор оказался перед архонтом. И тот был жилист и быстр несмотря на возраст, и ловко подправлял коня, и они переведались две сшибки на скаку, узнав крепость руки и посадки друг друга. А потом кони встали вплотную, переступая копытами, и все пришлось положить на умение. У архонта муслимов была богато изукрашенная, но странная сабля, где из одной рукояти рядом росли сразу два клинка, хотя он хорошо управлялся ей. Но Федор был всегда хорош в меч, и он был моложе и сильнее. Глаза у муслима на миг дрогнули предчувствием, но он мужался, и вскричал на своем булькающем языке, (который Феодор немного знал), как было у тех муслимов в обычае: "Лаббайка - я пред тобой!", и "нет Бога кроме!.." - и тут Федор развалил ему на плече кольчугу, и все что под ней... Странную, неудобную муслимскую саблю, два гибких клинка которой соединялись силой рук, и укладывались в одни ножны, Федор потом поднёс предводителю ромеев, - стратигу Луке Петралифу. И не прогадал, тот не забыл дорогой подарок, и с его руки Федор вскорости попал служить в Константинополь. Отец успел в последний год жизни погордится сыном, которого ждала спокойная и блистательная столичная карьера.

Ждала, да не дождалась...

Трубный голос дворцезаботника Марелла наконец смолк. Он опустил папирус.

- Клянусь слезами приснодевы. - Раздался в тиши глас императора. - Хоть и безмерна его вина, а все же жаль мне губить такого славного воина. Немало послужил он ромейской державе. Должны ли мы губить его из-за одной ошибки?

- Государь! - Гневно возвысил голос Потамон. - Покушение на твою богоизбранную особу умертвило все его предыдущие заслуги! Что проку в хорошем мече, если он повернут супротив тебя?! Вина известна. Указ подписан. Казнить его!

- Казнить! Казнить! - Поддержали со своих мест и евнух Игнат, и Евсевий, а за ними все другие придворные. - Казнить его!

Император воздел длань. Все замолчали.

- Меньше криков, светлые мужи, - сказал император Ипатий, оглядев придворных, - Вы не иудеи, я не Понтий Пилат... Эй, стража! Подведите сюда этого падшего.

Руки схолариев снова подняли Феодора, и подтащили ближе к трону императора. Телохранители-кандидаты, стоявшие у трона, на всякий случай, придвинулись чуть вперед.

- Дайте ему встать, - приказал император.