Тяжело страданье, а страдать от друзей —насколько тяжелее. Если ж втихую донимают —нестерпимо. Если же от верных (терпишь) —берегись. Когда ж служитель Божий (гнобит),куда сбежишь и как ты силы зла уникнешь?Тяжка печаль. Если грусть друг приносит —это подло. Если ж предательски укусит —то будто зверь он… Когда ж судья это —пусть гром ударит. Если же священник это —услышь, Христос, и учени Ты суд.
Существовала и иного рода дружба — утонченная и возвышенная. Унаследованная ромеями из наставлений прославленных древнегреческих ученых Платона
и Аристотеля, она понималась как величайшее «из всего, что дает мудрость для счастья всей жизни». Поэтесса-монахиня Кассия писала в IX в.: «Как темный дом лишен услады, так и богатство без друзей… В беде беседа любящих друзей и меда сладостней и лакомства любого». Ценились в первую очередь умные и духовно интересные люди: «Стремись ты к другу умному, как к золота мошне, от глупого ж, напротив, беги как от змеи» — наставляла Кассия, уверенная в том, что «… гораздо лучше с умными делить дружбу, чем разделять богатство с невеждами и дураками». Такую дружбу считали прекрасным даром судьбы и ставили выше всех земных благ, вспоминая знаменитое классическое изречение Аристотеля: «Друг — это одна душа в двух телах». Она действительно связывала родственные души ученых, людей, как правило, начитанных, интеллектуальных, с общими научными, педагогическими интересами, единством взглядов и литературными вкусами. Такие друзья зачастую длительное время не виделись и общались с помощью уважительных писем и прилагаемых к ним подарков.
Переписка-эпистолография
являлась привычным делом для грамотного византийца. Хотя искусство писания писем не преподавали в школе, эпистолярный жанр был развит во все периоды ромейской истории. Родственники и друзья слали друг другу письма-питтакии не только написанные изысканным, вычурным стилем, церемонным языком, но и содержащие будничные просьбы прислать какое-нибудь лечебное зелье, вутир — сливочное масло, купить запас соли или одолжить на время редкую книгу, подборку упражнений для учеников. Письма столь же традиционно сопровождали разнообразные подарки — благовония, одежда, гребни в футлярах, покрывала, продукты питания, вино, даже кухонная утварь или шерстяные матрасы.
Иногда совсем уж трогательный вариант нежной дружбы к «невидимому другу» пробуждали даже святые в своих почитателях. В таких случаях святой становился одновременно и покровителем, и другом, и идеальным «Я».
Была знакома ромеям и искренняя, бескорыстная дружба, действительно рожденная глубокой симпатией, уважением и любовью. Она позволяла найти утешение у друга без кавычек, без оговорок, разделить с ним радость, общие увлечения, вкусы, рассчитывать на поддержку, помощь товарища. К примеру, митрополит Навпакта Иоанн Апокавк, нашедший приют в северогреческом Эпире, просил друзей помочь устроить военную карьеру своему племяннику и, в свою очередь, заступался за несправедливо обвиненных, посещал страждущих, больных друзей, то есть считал дружбу истинной только тогда, когда она подкреплялась соответствующими поступками, добрыми делами. Впрочем, подобные отношения были характерны в большей степени людям со скромным достатком и невысоким положением в обществе. Ведь богатство и слава, разумно полагали простые византийцы, зачастую порождают зависть и предательство.
Именно поэтому моралист Катакалон Кекавмен довольно цинично предостерегал племянника в советах и рассказах своего «Стратегикона» остерегаться друзей больше чем врагов: «Знаю я многих, кто погиб от друзей». Если ты поселишь друга в своем доме, он начнет осуждать твои порядки, высмеивать манеры твоих дочерей, — наставлял автор, — и дойдет до того, что соблазнит твою жену. Для карьериста Кекавмена было вполне ясно одно — верить никому нельзя. Для него это столь же очевидно, как то, что нельзя оставаться ночевать в доме, где есть змеи.