Страдавший эпилепсией Михаил IV Пафлагон, любовник царицы Зои, жены предыдущего императора Романа III Аргира, до того как стать в 1034 г. благочестивым василевсом, был меняльщиком денег. Одна из его сестер вышла замуж за некоего Стефана, захудалого деревенщину из какой-то глуши, который стал калафатом — конопатчиком судов в порту Константинополя. От него и родился сын, будущий царь Михаил V, так и вошедший в историю с малопочтительным прозвищем Калафат.
Одни из этих византийских императоров становились героями, другие оказывались чудовищами, но в любом случае считались равноапостольными лицами, наместниками Бога на Земле, которые в своих ладонях держали жизнь каждого из подданных и не были пустыми функционерами.
Некоторые современные историки видят в подобной практике тяжкий правовой порок, «дурной обычай», или, как впечатляюще выразился известный французский византинист Шарль Диль
, — «страшную болезнь пурпура». Еще до него русский византинист Павел Безобразов назвал ее «порфироманией». Однако стоит заметить, что такая власть держалась силой добровольного общественного мнения — и исчезала, как только общественное мнение переставало ее поддерживать. Поэтому отсутствие закона о кровном, так сказать, «биологическом» наследовании царского престола вынуждало василевсов заботиться об этом самом общественном мнении. Кроме того, выборность императоров ромеев вместе со случайностью их рождения, — при всех издержках и человеческих трагедиях, — обеспечивала византийским властям приток новых и свежих, энергичных жизненных сил, порой способствовавших укреплению, усилению государства, как это прекрасно видно на примерах Юстиниана Великого, Льва Исавра, Никифора Геника, Михаила Травла, Василия Македонянина, Романа Лакапина, Никифора Фоки, армянина Иоанна Цимисхия. Она дала в лице таких «выскочек» не просто способных и деятельных, а талантливых политических деятелей, порой выдающихся военачальников, в то время как немало представителей позднее сложившихся «законных» династий были, по сути дела, пустым местом на троне, который им доставался лишь в силу прав «императорской крови». В этом плане особенно примечательно позорное правление двух братьев из династии Ангелов, Исаака и Алексея, которое историк Никита Хониат метко окрестил «акробатическим царствованием», и которое стоило Ромейскому царству падением в 1204 г.Идея императорской фамилии, «багрянородности», династической преемственности появилась только со второй четверти VIII в. Лев III Исавр первым пришел к мысли, присвоит своему сыну Константину, родившемуся в июле 718 г. уже после воцарения отца, узаконивающий императорское наследство титул порфирогенит, то есть «рожденный в порфире». Эта концепция наследственной царской власти стала окончательно утверждаться с конца IX — начала X вв., при василевсах Македонской династии, но даже тогда в Византии не существовало никакого писаного закона, который определял бы линию наследования трона и порфирородные царские отпрыски порой надолго отстранялись от реальной власти их более энергичными соправителями.