Ромейское царство

Если ты узнал наверное, что вождь народа, против которого ты воюешь, умен, то наблюдай за его поведением. Он измыслит всевозможные уловки и козни, чтобы захватить тебя в свои руки. Ты тоже придумывай необходимое и не только то, что слышал и выучил от древних, но и свое, новое выдумывай, изобретай все, что только можно. Не отговаривайся тем, что у древних этого не было. Человеческая природа, говорю я тебе, обладает прирожденной хитростью и смекалкой. Подобно тому, как древние изобретали свои средства, сделай изобретение и ты и поставь трофей. Ведь и они были такими же людьми, как ты.

35. О том, что надо предпринимать против врага.

Если враг твой глуп, то бойся его вдвойне: ночью ли, днем ли он нападет на тебя с отчаянной смелостью или совершит дело, на которое не пойдет человек разумный. Поэтому тебе нужно выставить надежную охрану, не пренебрегать пустяками, не давать себя увлечь мошенникам. Если враг пошлет к тебе людей как бы с грамотой, то знай, что это соглядатаи. Если людей у тебя мало, то прикинься, будто у тебя собраны большие силы. Сделать это можно лишь расположившись в лесистых местах. Там твои люди будут приходить к тебе из разных мест по очереди, и узнать число их станет невозможно.

Из «Хронографии» писателя и ученого Михаила Пселла (1018 — после 1096/97 г.) о характере и внешности Василия II Болгаробойцы (976-1025 гг.).

XXXIV. Он делил себя между военными делами и заботами мирного времени и, если говорить правду, на войне проявлял больше коварства, а во время мира — царственности. Если какому-нибудь воину случалось проштрафиться в походе, царь скрывал гнев и хранил его, как огонь под золой, но по возвращении в столицу обнаруживал и вновь его раздувал, и тогда уже сурово карал провинившегося. Большей частью он оставался тверд в своих приговорах, но бывало, что менял гнев на милость, при этом он нередко доискивался до причины преступления и тогда не наказывал за следствия. Иногда он поддавался состраданию, иногда иным соображениям и чувствам расположения к провинившемуся. Подвигнуть его на какое-нибудь дело было нелегко, но и от решений своих оказываться он не любил. Поэтому к тем, кому благоволил, Василий без крайней нужды не менял отношения, но и не скоро прощал навлекших на себя его гнев, и было для него собственное мнение судом окончательным и божественным.

XXXV. […] Внешность же Василия свидетельствовала о благородстве его природы. Очи его были светло-голубые и блестящие, брови не нависшие и не грозные, но и не вытянутые в прямую линию, как у женщин, а изогнутые, выдающие гордый нрав мужа. Его глаза, не утопленные, как у людей хитрых и коварных, но и не выпуклые, как у распущенных, сияли мужественным блеском. Все его лицо было выточено, как идеальный, проведенный из центра круг, и соединялось с плечами шеей крепкой и не чересчур длинной. Грудь вперед слишком не выдавалась, но впалой и узкой также не была, а отличалась соразмерностью. Остальные члены ей соответствовали.

XXXVI. Роста он был ниже среднего, соразмерного величине членов и вовсе не горбился. Пешего Василия еще можно было с кем-то сопоставить, но, сидя на коне, он представлял собой ни с чем не сравнимое зрелище: его чеканная фигура возвышалась в седле, будто статуя, вылепленная искусным ваятелем […]. Василий имел обыкновение тереть подбородок, особенно, когда возгорался гневом, занимался делами или предавался размышлениям. Другой его привычкой было, расставив локти, упереться пальцами в бедра. Его речь не была гладкой, он не округлял фразы и не распространял периодов, заикался и делал короткие паузы, скорей, как деревенщина, нежели человек образованный. Смеялся он раскатисто, сотрясаясь всем телом.

Из сочинения «Антаподосис» (греч. «расплата, возмездие») диакона Лиутпранда (в миру Люцо или Люзо), посла графа Беренгара, регента и управителя Североиталийского королевства, о приеме во дворце василевса (949 г.).