Афонские монахи — главные проводники исихасма — даже изобрели своеобразный способ, точнее, физическую «технику» соединения с Богом. Она заключалась в многократно повторяемой, долгой, тихой или вообще безмолвной краткой молитве: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» (на греческом языке она звучала еще короче: «Кирие Иису Христэ элеисон мэ»). Ее надо было творить, находясь в уединении, не дыша часто, но говорить примерно пять или даже больше молитв за один вдох и выдох, причем в особой позе, плотно прижимая подбородок к груди, фиксируя взор на области сердца, каждый раз все дольше задерживая выдох. Грудь или пуп были в данном случае упором, на котором концентрировался взор. Задержка дыхания вела к увеличению концентрации углекислого газа в организме, в результате чего на грани потери сознания во время молитвенных бдений — медитаций появлялись столь желанные божественные видения. Но при этом лишь избранные, самые смиренные, наиболее благочестивые праведники, отказавшиеся от всего, занятые непрерывным нравственным совершенствованием своего внутреннего мира, для которых постоянно повторяемая «умная молитва» стала дыханием, могли уловить Фаворский Свет и познать Бога, его милость, благодать, а, следовательно, и спастись. Таким образом, исихия — «безмолвие» означало не просто молчание, а особый аскетический, бесстрастный образ жизни, высшую ступень монашества, которая посвящена прежде всего и более всего непрестанной умно-сердечной Иисусовой молитве и связана с максимальным удалением от всего, что такой молитве препятствует.
Единодушного признания учения с его новой аскетически-медитативной практикой не произошло. У одних оно вызвало беспокойство, у других — сарказм, насмешки и сопротивление. Как и следовало ожидать, паламизм активизировал давнюю страсть византийцев к диспутам, словопрениям. Эмоции с обеих сторон накалились и вылились в кризис, который еще более усугубил страсти вскоре разразившейся гражданской войны.