К марту 1453 г. Мехмед II получил гигантское преимущество и в военно-морских силах: он учел, что именно из-за их недостатка проваливались все семь предыдущих блокад византийской столицы. Теперь султан собрал огромный флот из примерно сотни военных парусно-весельных кораблей, около двадцати пяти тяжелых транспортных, грузовых судов, необходимых для переброски десанта и доставки снаряжения, леса, зерна, пушечных ядер, а также некоторого количества более легких судов, и начал концентрировать их под Константинополем. Цифры источников разняться, но, похоже, турецкая эскадра насчитывала в общей сложности более четырех сотен судов. Невиданные размеры этой армады, для которой отовсюду были выбраны самые искусные моряки, поразили даже приближенных Мехмеда, не говоря уже о ромеях, которые с ужасом смотрели на устрашающее зрелище выплывавших из морской дали все новых и новых вражеских кораблей, число которых казалось бесконечным.
Созданная турками артиллерия тоже не имела себе равных в Европе и стремительно росла. На нее работали нанятые у латинов лучшие пушечные мастера, техники, инженеры, которым султан не скупился платить за их искусство. Давно устаревшие, немногочисленные византийские орудия не шли ни в какое сравнение с пушками мусульман. Недаром, после того, как одна из крупных пушек ромеев взорвалась, защитники столицы отказались от использования ядер для подавления турецких батарей, а стали заряжать бомбарды шрапнелью для отражения вражеской пехоты. К тому же греки видели, что отдача от выстрелов, откаты орудий разрушали стены древней христианской твердыни, не приспособленные для артиллерии, и поэтому старались стрелять как можно реже.
При любых расчетах выходит, что на одного защитника Константинополя приходилось никак не меньше пятнадцати врагов. С силами на море обстояло и того хуже: от собственного царского флота осталось десять кораблей — по одному примерно на каждые тридцать судов противника. Даже с кораблями латинов соотношение оставалось по меньшей мере одно судно к десяти вражеским. Правда, как выяснилось позже, султан не знал об этом. Готовясь к быстрому, неожиданному удару превосходящими силами, он преувеличивал численность своих противников.
И все же последние надежды и чаяния ромеи возлагали на проверенные временем мощные тройные крепостные стены своей древней столицы, перед которыми в свое время оказались бессильными авары, персы, арабы, болгары и русы. За всю свою историю эти стены двадцать три раза видели неприятеля, но никому ни разу не удавалось взять их штурмом со стороны суши. Заброшенные участки укреплений восстановили, надстроили, ров перед передовой стеной, прикрывшей Город со стороны суши, расчистили, углубили до десяти метров, дополнительно укрепили башни. Защитники были прекрасно вооружены, снабжены всем необходимым — от хлеба до арбалетных стрел, имели «множество великолепных приспособлений и устройств для ведения войны», большое количество метательных машин, противоосадных механизмов, установленные на стенах, заранее пристрелянные пушки (правда, устаревшие), запасы каменных ядер, селитры для пороха и гремучего «жидкого огня». Они были способны без особой нужды выдержать многомесячную, а то и более чем годовую осаду, рассчитывали на обещанную Папой, италийцами и венграми военную помощь, которая, казалось, вот-вот должна появиться сушей и морем, знали, что в Венеции с этой целью по заказу Папы стали строить галеры, и в массе своей горели желанием сражаться до конца, понимая, что иного выхода нет. Наконец, и это немаловажно, срабатывал психологический фактор: за долгие века во всем мире привыкли верить в незыблемость столицы Ромейского царства. Сам страх перед осадой стал привычным. За обреченностью еще маячили надежды выжить, которые не казались пустыми. Недоверчивому, снедаемому честолюбием султану османов было о чем переживать. Недаром его собственный визирь, старый, осторожный Халил-паша пугал перспективой возможного длительного сопротивления, опасного для подрыва боевого духа турок, и решительного воссоединения христиан перед роковой угрозой. Наконец, обе стороны знали, что каким бы ни было соотношение сил, в победе на войне все решает удача и случай.
Устрашающе огромная армия интервентов быстро и организованно стягивалась в одну точку — к стенам «Града Константина», готовясь к массированному удару и сокрушая либо блокируя по пути, на ближайших подступах последние изолированные очаги сопротивления. Подвигом стала двухдневная героическая оборона мощнейшей византийской крепости на европейском берегу Босфора, у гавани Ферапия, — оставшиеся в живых четыре десятка ее отважных воинов были посажены султаном на кол. Позже огнем османских пушек была сметена цитадель Студион на Мраморном море, а ее тридцать шесть выживших защитников тоже приняли ужасную смерть на колу.