Бешеный натиск турок вселял ужас. Казалось, врагами движет нечеловеческая сила. Завоеватели с яростью лезли наверх, и тысячи глоток ревели, и визжали, и горланили там, сливая свои голоса в единый страшный рев беснующегося исполинского зверя. В первый вал атаки были брошены азабы-башибузуки в красных шапках — иррегулярная легкая пехота, состоявшая из необученного сброда, снабженного осадными лестницами и вооруженного лишь ятаганами, луками, пращами, дротиками и копьями. Через пару часов, истощенные, они, как и ожидалось, были отброшены с громадными потерями. Но взамен их, едва стало светать, к четырем часам утра Мехмед двинул свои лучшие, искусные, превосходно подготовленные и исключительно дисциплинированные свежие части — сначала плотные массы тяжелых панцирных отрядов анатолийских турок, а затем третий, наиболее эффективный вал атаки — дворцовые полки, включая вышколенных, элитных, кадровых янычар. Султан лично довел до рва, заваленного новыми трупами, их безукоризненно четко марширующую под громкие звуки военной музыки, стройную пятитысячную колонну под янычарским желто-красным знаменем с изображением двуручного меча первого праведного халифа Али. Он понимал, что этим утром настал решающий момент в его судьбе и измотанным, смертельно усталым, но героически сражавшимся защитникам столицы нельзя дать ни мгновения передышки, чтобы прийти в себя от утомления. Поэтому, не обращая внимание на потери, метавшийся повсюду Мехмед бросал в пекло боя все новые и новые волны атакующих, решив на сей раз полностью исчерпать фактор численного преимущества. Было ясно, что в противном случае — еще пару часов и штурм захлебнется.
В ходе ожесточенных рукопашных схваток баррикада на центральном участке обороны в долине Ликоса дважды переходила из рук в руки. Обороняющиеся, закрыв калитки и ворота позади себя, в основной стене, отважно стояли здесь на смерть, зная, что им некуда отступать. Боевой дух турок, тоже несших колоссальные потери, упал настолько, что, по словам Георгия Сфрандзи, «чауши и дворцовые равдухи (солдаты полицейских подразделений, игравших роль заградотрядов) стали бить их железными палками и плетьми, чтобы те не показывали спину врагу», а Дука подтверждает это, указывая, что сам султан, «…стоя позади войска с железной палкой, гнал своих воинов к стенам, где льстя словами, где угрожая».
Именно в этот кульминационный, переломный момент боя, когда защитники Города почувствовали, что натиск османской тяжелой пехоты и янычар стал немного слабеть, то ли свинцовой пулей, то ли стрелой, то ли случайным ударом кого-то из своих был вновь ранен Джустиниани, главный из командиров василевса, на которого все смотрели как на последнюю надежду. Так неожиданно случилось в этот майский день, полный неизбежности. Измученный, не в силах больше держаться на ногах, чувствуя приближение смерти, он, несмотря на мольбы Константина вернуться на свой пост, велел отнести себя на свою галеру в гавани Золотой Рог, для чего пришлось открыть одну из вылазных калиток в основной стене. На какой-то момент управление боем оказалось потеряно, генуэзцы, оставшись без своего предводителя, больше не ободрявшего их, растерялись, некоторые стали покидать свои места. Паника усилилась, когда дошел слух, что османы проникли в одну из башен внутренней, последней оборонительной стены через случайно оставленную не запертой калитку Керкопорта у северного конца Феодосиевых стен, рядом с Влахернами, и над этой башней вместо белого флага с генуэзским красным крестом и ярко-желтого ромейского знамени с черными орлами развевается зеленый мусульманский стяг.
Почувствовав слабину защитников, османы, усилив натиск, с диким, яростным криком «Аллах акбар!» — «Велик Аллах!» прорвались на центральном участке внутренней стены и, преодолев ее, открыли ворота Св. Романа и Харисия. Часть врагов тогда же ворвалась в город через обрушенные участки стен на юге, у Золотых ворот. Оборона Города внезапно рухнула сразу в нескольких местах менее чем через пять часов после начала штурма.
Между тем сражение не затихало, а, казалось, разгоралось с новой силой под встающим солнцем, светившим в этот день, «как волк глазами». Словно бурная река в половодье, озверелые османы, преодолев наконец стены и башни, ворвались на улицы Константинополя, безжалостно рубя всех подряд. Они заполняли все закоулки, все дворы, вваливались в дома, насилуя, душа, убивая, заграбастывая все, что приглянется. В водовороте боя канул с мечом в руке и последний василевс ромеев.