Ромен Роллан

Помимо публицистических статей, Роллан писал в тот период много личных писем разным людям, где, отвечая на их вопросы, стараясь рассеять разнообразные их недоумения, объяснял и обосновывал (каждый раз заново) свою позицию активного друга и защитника СССР.

Так, он отвечал одному из своих корреспондентов, К. Тезину, 3 декабря 1930 года:

«Ни с одной страной у меня нет столь многочисленных личных, дружеских связей, как с новой Россией. У меня там есть друзья разных возрастов, принадлежащие к разным слоям общества. Интеллигенты, рядовые труженики, женщины, подростки, дети. Одни вводят меня в свой интимный мир, исповедуясь, как это любят делать русские. Другие рассказывают мне о своей работе. А дети обращаются ко мне как к старшему товарищу: я ясно вижу не только их кляксы, но и их мордочки. И вы можете поверить, что во многих письмах (а среди них вовсе нет официальных — я не веду переписки с правительственными деятелями ни одной страны) люди, не стесняясь, ворчат по поводу трудностей и бедствий… Но я утверждаю, что те трудящиеся, которые мне пишут (а я имею дело только с ними, и только они меня интересуют), в большинстве своем охвачены страстным чувством, что их страдания не напрасны, что они приносят жертвы ради великого дела, ради человечества; это чувство поддерживает их дух и даже внушает им сознание превосходства над нашим западным миром.

Я общаюсь с этими друзьями не только посредством писем. С некоторыми из них я виделся и говорил. Скажем, один интеллигент, врач, ученый, который прошлой зимой приезжал в научную командировку в Германию, — не большевик, не политик, потерявший в годы революции свое состояние и удобные условия жизни, — человек больной, очень истощенный лишениями, — когда ему предложили блестящее место в Германии, ответил: «Нет! Я вернусь домой, к моей прежней скромной жизни. Она здоровее, чем та жизнь, которую вы ведете на Западе. И мне лучше работается там». Он мне сам об этом рассказывал. И он не единственный из приезжающих оттуда, для кого после встречи с Западом жизнь в СССР со всеми ее трудностями становится еще дороже. Притом те, о ком я говорю, свободны от всяких политических пристрастий.

Разрешите мне полагаться больше на то, что рассказывают мои друзья, чем на лживые сообщения корыстной западной прессы»*.

Очень примечательно также написанное почти годом позже (6 сентября 1931 года) письмо Роллана к общественной деятельнице и специалисту по проблемам Индии Беатрисе Арам:

«Не могу вам на все ответить по поводу СССР. Слишком много надо было бы сказать. Само собой разумеется, что недостаток свободы трудно перенести тем, кто помнит еще, как когда-то в Европе можно было дышать последними остатками воздуха свободы. Но где она сегодня, свобода? И где будет она завтра? Посмотрите трезво, без иллюзий, на тех, кто все еще украшает себя ею, как этикеткой, — на «либералов»! Сколько нравственных и социальных уступок, сколько лицемерных уловок прикрываются сегодня словом «либерализм», а ведь на деле это всего-навсего консерватизм, стремление сохранить некоторые привилегии, купленные ценою угнетения, лишений и «принудительного труда» части человечества!..»

«Никто не мешает поэтам в СССР воспевать свои мечты, не имеющие ничего общего с Марксом и Лениным. Но этим они не могут себя обеспечить: если они хотят зарабатывать себе на хлеб, им надо найти себе другую работу. А думаете ли вы, что я, если бы мне не повезло и я не успел бы утвердить свою писательскую репутацию в Европе (и во Франции) еще до войны — мог бы найти сегодня во Франции издателя и читателей? Вы не представляете себе, какими громадными силами располагают сегодня правители, желающие удушить, без шума и видимого скандала, свободные голоса! С какими кампаниями травли и коварного бойкота я сталкивался и сталкиваюсь до сих пор, не только внутри Франции, но и вне ее, — стараниями ее интеллектуальных агентов, жирно ею оплачиваемых! Меня все это не трогает, я своевременно успел завоевать себе имя и положение. Но, присматриваясь к младшим собратьям, я вижу, что им становится все более невозможно сохранить независимость. И почти все они сдаются, склоняют голову, становятся «конформистами», чтобы не лишиться хлеба насущного».

Роллан напоминает своей корреспондентке о напряженности международного положения. «Давящая рука Денег нависает над миром», в будущем возможна «великая схватка между Уолл-стритом и Кремлем». В условиях этой острой всемирно-исторической борьбы лишь очень немногие «верующие души» могут жить, оставаясь в стороне от событий, питаясь «крохами с божьего стола». «Я помогаю уцелеть птицам Божьим. Но я не отворачиваюсь от тех, кто находится внизу, на земле. И я занимаю свое место в их сражениях»*.