Ромовый дневник

– Ну, – сказал он, – теперь надо молиться богу, чтобы не дотянуть до сорока… Просто представить себе не могу, что бы я стал тогда делать.

– Ничего, еще будет время, – сказал я. – Мы с тобой перевалили через хребет, Роберт. Теперь нас ждет спуск по буеракам и колдобинам.

Он откинулся на спинку стула и промолчал. Брезжил рассвет, но Нельсон Отто до сих пор бренчал на своем пианино. Он играл «Лауру», и печальные ноты, выплывая из дворика, цеплялись за ветки деревьев, усаживаясь на них как птицы, что слишком устали для полета. Ночь выпала душная, почти безветренная, но я ощущал холодный пот в корнях волос. От нечего делать я притушил сигарету о рукав моей голубой рубашки-оксфордки.

Сала заказал еще выпивки, и Трубочист притащил четыре рома, заверив, что это за счет заведения. Мы его поблагодарили и просидели с полчаса, не проронив ни слова. Со стороны порта доносилось тягучее позвякивание колокола на причаливающем судне, а где-то в городе проревел мотоцикл, пустив эхо по узким улочкам холма до Кайе-О’Лири. В соседнем доме то громче, то тише звучали чьи-то голоса; в баре дальше по улице гремел музыкальный автомат. Звуки ночного Сан-Хуана, плывущие через город на струях влажного воздуха; звуки жизни и движения, звуки тех, кто готовит себя к новому дню, и тех, кто опустил руки; звук надежды и звук отчаянного барахтанья, а за ними – негромкое, мертвое тиканье тысяч алчных часов, одинокий метроном времени, текущего в долгой карибской ночи.