– Кого ты боишься, Шед? Да еще в моем доме!
Он построил свою башню в южных землях прямо над входом в Саордал. Подземный город манил Алламуса своими тайнами, но соваться туда он не спешил. Пока хватало и того, что он отпугивал незваных гостей. Люди не приближались к дому Алламуса. Даже те, кто клялся ему в верности, предпочитали встречаться с ним где угодно, но не в башне. Алламус усмехнулся, вспоминая узоры на стенах. Образы Ашу с первого взгляда восхищали тех, кто им поклонялся. И мало кто замечал оскорбительные допущения, с любовью запечатленные Алламусом.
– А та комната? Ну, с колонной.
– Что с ней не так? – Алламус беззаботно погладил фыркающую Сэль.
Куница любила быть в центре внимания хозяина. Стоило ею пренебречь, и она принималась кусать уши жреца. Он избаловал ее и ни о чем не жалел. Сэль была не питомцем – компаньоном. Она сопровождала Алламуса везде, даже на портретах они оставались неразлучными.
– Я… я едва ноги унес! Та проклятая колонна! Она нашептывает! Такое… Такое! Жуть берет!
– Я ее не успел завершить. – Алламус отвесил парню подзатыльник. – Не подходи к ней, и потом не придется ныть, Шед.
– Но это…
Алламус наклонился к Шеду, чтобы услышать продолжение фразы.
– …то, о чем ты мечтал? Проход в
их мир? Окошко к изначальным?– Проход? Окошко? Ха, Шед! Это не более чем трещина толщиной с волосок! – Алламус приблизил кончик большого пальца к указательному. – Во-о-от такой. И блоха не пролезет. Пока что. Но я найду способ открыть дверь.
– Когда?.. – прохрипел Шед.
– Скоро.
Он не успел. Не все разделяли чаяния Алламуса, не все склонившие перед ним голову были искренни. Многие предали. Предал и Шед. Когда воины Алламуса были разбиты, а вражеская армия подступила к стенам башни, мальчишка скинул маску.
– Прости… прости… – повторял он, заливаясь слезами.
Но Алламус не забывал и не прощал. Он не вышел из своей башни живым, но и Шед ее не покинул. Нет, жрец не убил его, ибо смерть была избавлением. Он скинул мальчишку в глубины Саордала. Его крики стали песней упокоения Алламуса.
Сквозь сон Шамаш слышал, как скрежещет оружие войск, а земля напитывается кровью павших.