Ропот Бездны

Энки снилось, что он продолжает бежать, а в спину вот-вот вонзится стрела. Молодой жрец чувствовал боль – она терзала все тело, особенно ноги. Ступни будто погрузили в раскаленные угли или раз за разом полосовали кожу кинжалами.

Энки со стоном открыл глаза и не сразу понял, где находится. Старый амбар вернул воспоминания прошлых дней, но сосредоточиться на них не получалось. Холод и жар волнами накатывали на него, разгоняя здравые мысли. Энки облизал пересохшие губы и с трудом сел. Жажда, которой он никогда не испытывал до этого, выжгла все желания, кроме одного – вдоволь напиться.

Скрипнули доски – в амбар вошел Шархи. Он нес ветхий мешок и ведерко с водой.

– Очнулся? Отлично. Времени у нас мало. Нельзя засиживаться на одном месте. Я нашел кое-что из вещей. Хозяева все побросали – думали, что их пожитки прокляты, как и земля родного поселения. Может, и так, но выбирать не приходится.

Шархи поставил рядом с Энки ведро и пару глиняных баночек.

– Нужно промыть раны на ногах. Я нашел какие-то мази, вроде должны помочь. У низкорожденных нет целителей, так что они готовят лекарства по семейным рецептам. Вот, пей.

Предложенному бурдюку Энки уделил куда больше внимания – припал к горлышку и пил, пока не начал задыхаться. Затхлого вкуса воды он почти не почувствовал. Отложив бурдюк в сторону, Энки перевел взгляд на свои руки. Крови не было: он смыл ее в первом попавшемся на пути озере – оттирал кожу, пока она не покраснела. Алые разводы – свидетельство отнятой жизни – давно исчезли. Но сколько бы ни тер кожу песком, Энки все равно их видел.

– Еда тоже есть.

В раскрытую ладонь Энки положили черствый хлеб, покрытый налетом плесени.

– Я не голоден.

– Ешь, если не хочешь свалиться с ног и стать легкой добычей…

Свою порцию хлеба Шархи проглотил за считаные секунды. При этом он постоянно осторожно выглядывал из амбара и шептал: «Пока не заявились».

– Они все продумали, Энки. Высокородные клялись перед вершителями, что не пойдут против отца, не причинят ему вреда сами и никому не прикажут. Они не могли выступить открыто, но задурили отца так, что он отдал приказ воинам покинуть город. Высокородным оставалось умолчать о надвигающемся нападении северян…

Энки жевал хлеб и едва ли прислушивался к хриплому шепоту Шархи. Мир вертелся, обжигая то холодом, то жаром. В одно мгновение жрец сидел, пережевывая хлеб, а в другое смотрел на кружившуюся деревянную крышу. Периодически мир заполняла темнота. Она змеей сжималась вокруг Энки, пока не начинала трескаться и рассыпаться, как труха. Мир живых – смутный и душный – вновь представал перед жрецом. Все тот же амбар, Шархи, ходивший туда-сюда.

И Арата. Он тоже был рядом. Сидел на полу и строил неказистую башенку из мелких щепок, отколовшихся от пола.

– Шархи размышляет, не уйти ли ему без тебя, Энки. – Щепки пошатнулись, башенка Араты рухнула. – Ты для него обуза, за которой по следу идет вершитель. Может, скоро для тебя все закончится? В проклятой деревушке, растерзанной ашури. Собственного сознания у них нет – значит, Великие Спящие велели им напасть? Занятно! – Арата приблизился. – Каково это – убить человека?

Энки зажмурился и позволил темноте взять вверх, а когда свет вернулся, Арата исчез. В нос ударил сильный запах целительной мази. Ноги, омытые и забинтованные лоскутами, в которые превратились верхние одежды Энки, ныли, но острая боль ушла.

– Очнулся? Тебя два дня терзала лихорадка. Больше мы ждать не можем. Встать сумеешь?

Шархи подал ему руку, Энки, покачнувшись, поднялся на ноги. Слабость еще не оставила тело, но идти он мог. Оставался вопрос – куда? Хотелось вернуться к Сатеше и застать ее живой и здоровой. Хотелось проведать семью и… и что бы он сказал?

– Переоденься в это, – сказал Шархи, протягивая простую грубую одежду низкорожденных.

Сам он уже был одет в похожее. За пазуху высокородный спрятал кинжал – тот, что Энки омыл кровью северянина.

Штаны и рубаха были сделаны из грубой ткани, царапавшей кожу. Потертые сапоги, щеголявшие несмываемым слоем грязи, непривычно стиснули ноги. Хотелось скинуть неудобное тряпье, но Шархи уже скрывал под досками полуразвалившегося пола то, что осталось от их прежних одежд.

– Глупо оставлять лишние следы.

– Мы… вернемся в город?

– Разумеется, друг мой. Нас ждет теплая встреча – мне всадят кинжал высокородные, а уж как с тобой разберется вершитель, я и представить не могу.

Шархи наклонился, набрал в ладони земляную грязь и протер ею лицо – ал'сора запачкалась, было сложно разобрать, о какой касте она свидетельствует.

– Лоб не закрывай – слишком подозрительно. К низкорожденным приглядываться не будут, если выглядеть и вести себя соответственно. Так что смотри в пол и говори поменьше.

Бежать от Нергала звучало логично, но что потом? Своим побегом Энки перечеркнул всякую надежду обрести цель в служении семье.

Семья. Что будет с ней? За преступление Энки могли покарать всю его родню.

Могли, если бы вся обитель не знала, что от него отреклись еще в детстве. Или же…

– Если есть хоть шанс, что семья пострадает из-за меня, я должен вернуться.