Ропот Бездны

Лето заканчивалось, и западные земли постепенно менялись. Лиственные леса, покрывавшие холмистые просторы, окрашивались в золотое и алое, а налетавший ветер приносил запахи близившейся осени. Урожай успели убрать с полей, а в городах объявили ежегодный набор в академии. Даже низкорожденные могли посвятить себя служению науке – хотя к тайным знаниям их и не подпускали, – но прежде им полагалось двадцать лет отслужить у семьи, которой они принадлежали. Как только срок истекал, низкорожденный свободно распоряжался своей жизнью, разве что не мог покидать земли родной провинции. После кто-то из низкорожденных открывал небольшую лавку, где продавал изделия ремесленников, другие же стремились попасть в почетное услужение к мудрым, а менее амбициозные продолжали работать на благородные семьи, но уже получая оплату за свои труды.

Родители Маара после освобождения стали фермерами. Владевшая ими семья выдала своим низкорожденным средства на небольшой домик и предоставила надел земли. С тех пор долю урожая они отдавали благодетелям, а все остальное продавали или ели сами. Маар не знал лишений. Он рос, окруженный заботой, лелея в себе мечты, недоступные для низкорожденного.

В детстве Маар сблизился с сыном ремесленника – безвольным и мягкотелым, готовым смотреть в рот любому, кто назовет его другом. Маару он нравился. Искренне. Но с годами разница в их положении становилась все более очевидной. Безвольный мальчишка превращался в молодого человека, осознавшего свое место в мире. Впереди его ждало ученичество, а Маара… В пятнадцать Маару предстояло отправиться в услужение благородной семье на двадцать лет. Отношения с сыном ремесленника ухудшались. Дружба размывалась завистью и обидой.

Но жизнь выкинула такой кульбит: в дом к пятнадцатилетнему Маару пришли вершители и забрали его с собой. Мать волновалась, плакала, а отец гордился – видел перспективы. Никто не объяснил, почему мальчика – уже юношу – забрали так поздно.

Маар желал уйти с вершителями. Он успел познать жадность и хотел иной жизни, жаждал величия, недоступного низкорожденному.

На пять лет Маар пропал, родители не могли с ним связаться. Пять лет – и ни единой весточки.

Родители так и не узнали, что их сын умер. О жизни человека, названного Мааром, осталась лишь память, которую хранил носящий его плоть.

Когда-то его называли Адад. Баал, отец изначальных, даровал ему это имя. «Маар» нравилось Ададу куда больше. Он не планировал навещать родителей Маара, но любопытство привело на порог их дома. Память Маара, его эмоции, привязанность, которую он испытывал к людям, давшим ему жизнь, завораживали. Адад пришел к ним однажды как Маар, а потом возвращался вновь и вновь.

Маар был дураком, одержимым несбыточной мечтой. Все время мальчишка улыбался и ожидал, что жизнь одарит его ответной улыбкой. В башне вершителей он зачерпнул слишком много – мальчика и убеждать не пришлось. Сущность Адада вытеснила человеческую. Ему нравилось изображать Маара, вживаться в образ, копировать человеческие повадки. Он надеялся, что Анат, сестрица Баала, знает о его успехах. Знает и разрывается от злости. Анат умела делиться славой только с братом, а такой, как он… ему готовили более скромную роль. Но Адад – нет, теперь его имя Маар – сам решал, как ему поступать. Он помогал, пусть его и не ценили.

Выйдя из теней, Маар не спеша вошел в небольшой поселок, окруженный фермами и полями. Вечерело. В окошках низеньких каменных домиков приветливо горели огоньки. Ребятня с визгом разбегалась, завидев Маара, а взрослые уступали дорогу, опуская взгляды. Людская молва быстрее – а порой и ужаснее – пожара. Маар точно знал: родители проведают о его приходе еще до того, как он войдет в дом.

Так и случилось. Мать ждала на улице, кутаясь в серую шаль. Мать Маара. Его мать. Маар на секунду остановился, в очередной раз подмечая, что границы человека, чье тело он занял, и его собственные размываются.

Женщине, кинувшейся навстречу, перевалило за шесть десятков лет. Ее звали Яфит. Седые волосы, невысокий рост и яркие зеленые глаза. Некогда у Маара были такие же.

– Маар, сынок!

Она обняла его, и Маара окружил аромат сандалового масла. Он подарил матери флакон, чтобы та заботилась о загрубевших руках.

– Ты не замерз, Маар? Пойдем, накормлю тебя. Знал бы отец, что ты сегодня придешь, не отправился бы продавать скотину. Ну, чего смотрите? Своими делами занимайтесь!..

Последняя фраза предназначалась соседям – напуганным, но охочим до сплетен. Они никогда не говорили с Мааром – боялись при нем даже рот открыть.

– Идем, сынок! У меня всегда есть твои любимые сырные лепешки! Я так и думаю: сделаю, и ты обязательно навестишь нас.

В домике было светло и тепло. Яфит усадила сына в кресло, дала ему чашку с крепким черным чаем, а сама начала накрывать на стол.

– Я не голоден, мама.

– Конечно, голоден! Если еще немного отощаешь, тебя ветер с ног собьет. Скоро сезон ураганов, Маар. Ты ведь помнишь? Пока он не закончится, не путешествуй в наши края, не рискуй.