Рос орешник...

Долгая осень на улице начинается, а нам и зима не страшна. У моих-то и из обуви, и из одежи все есть. Хотела и себе в этом году новое пальто купить, мое-то пообносилось, и деньги, восемьдесят рублей, отложены были, но упал Игорек со стула и о пол головой ударился. У меня так внутри и оборвалось, а он вскочил как ни в чем не бывало, на меня посмотрел виновато, потер лобик, даже не заплакал и снова полез играть, а я весь вечер плохо чувствовала, но на следующий день очень повезло — в комиссионном магазине большой ковер купила, на пол постелила, все на душе легче стаде.

Что это я сегодня так разболталась? Мне вчера день рождения был! Двадцать восемь лет исполнилось! Радиограмму ребята с судна прислали, каждый праздник получаю, ни одного не пропустили. И песню по радио передавали для меня, только я не слышала, на работе была. А песню передавали, это точно, в тот день вечером и на следующий все соседи в гости приходили, каждый приходит и рассказывает, приходит и рассказывает, а я всех слушала внимательно, и тепло было, что люди волнуются за меня.

Неделю назад случай был. Я белье развешивала, вошел во двор мужчина, фанерный чемодан под мышкой двумя руками держит, боится, чтобы не развалился, топчется на месте и на второй этаж, на наши окна, смотрит. Как в подъезд зашел, таз с бельем бросила и за ним. Он по лестнице поднялся, в дверь стучится, тут и я подоспела. Покраснел мужчина, чемодан протягивает, минут пять бормотал, пока толком все поняла. Оказывается, команда траулера, где мой-то совсем и не плавал, но много слышала обо мне, прислала в подарок вяленой рыбы, которую обработали во время рейса в море.

Друг мужа мореходку заочно кончил, штурманом в загранку плавает, как из рейса придет, обязательно гостинцы заносит. Говорила ему, чтобы валюту зря не тратил, лучше бы что-нибудь одеться себе купил, а он не слушает, последний раз два детских костюмчика шерстяных привез, только они большие девочкам, но через год-два будут в самый раз.

И на работе ладится у меня. Бригадиром избрали. В бригаде девчата молодые, задиристые, но все на совесть работаем, так что мне остается только наряды в конце месяца подписывать да бригадирские получать.

Спрашивают: «Не трудно ли одной?» Право, не знаю, что и отвечать на такие вопросы, ведь я же люблю моих родимых!

После работы хожу иногда смотреть, как с судов, вернувшихся с очередного рейса, свежую рыбу выгружают. Ребята веселые оттого, что снова на берегу, заигрывают. Да и что с них возьмешь, каждая женщина после моря красавицей кажется, хотя знаешь, как за ворота выйдут, и забудут сказанные слова. Хорошие они парни, только не понять им, что счастье мое, счастье, больше, чем это горькое море, и чище, чем дождь-вода, и все до единой капли лежит в сердцах детей. Моих детей!..

Смотрю, как суда отплывают от родного причала, провожаемые пронзительными криками чаек, смотрю на небольшой каменный утес, что стоит, весь подавшись навстречу морю, словно чья-то застывшая печаль, и только волны бьются об утес, бьются и на слезы рассыпаются…

НЕВЕСТА ТАМАРА

Сегодня я только и делаю, что перекладываю чистые листы бумаги с места на место. Справа налево и наоборот. Капабланка советовал: «В дебюте избегайте ходить дважды одной фигурой: это замедляет развитие». Но, увы… Упрямо, зло смотрю на стол, но никак не могу даже элементарно сосредоточиться. И лишь завидую рыжему Витюхе, соседскому мальчишке. Ему добро: в школе кончилась третья четверть. Весенние каникулы. Сидит преспокойненько у меня в комнате перед телевизором. Исключительная благодать. И никаких забот. На телеэкране царствуют мультики, и как было бы хорошо, если и я сейчас был бы рядом с первоклассником.

Боже мой, как невозможно медленно тянется время! До обеда целый час еще!

Я должен решиться. Это точно. Наберусь храбрости и скажу Тамаре все. Но только что это — «все»? Я и сам не знаю… Но я должен сказать это пока сверхнепонятное «все». Должен. Должен. Должен. Я сижу, подперев голову руками, до боли втираю пальцами в виски вьетнамский бальзам «Золотая звезда». Раньше эта мазь мне здорово помогала, но сегодня гвоздичное масло, масло корицы, эвкалиптовое масло, мятное масло и другие натуральные вещества ну никак не собирают мои мысли в что-либо определенное.

За ближайшим столом, около окна, работает Игорь. В раме окна прямоугольник нежного неба. И ярко-скользкое солнце.

Игорь многозначительно поглядывает на меня. Неужели и он заметил, что я ничего не сделал? Игорь что-то шепчет, но я потихоньку мотаю головой: не слышу. Он берет листок (еще один!), встает, подходит ко мне:

— Смотри на мои каракули, делай умный вид, что объясняешь, как всегда, что-то… Понимаешь, какое дело…

— Где непонятно?

— Не то. Не то…

— Сколько?

— Двадцать, — он проводит рукой но горлу. — Позарез надо. Есть? Или лучше тридцать…

— Рублей пять. Не больше.

— А дома?

— Когда отдашь? Снова три месяца тянуть будешь?

— Да ты что? За кого меня принимаешь? Я ведь но то, что наши дездемоны… Через два дня аванс, сразу и отдам. Хочешь убедиться?

— Хоть бы в получку вернул…