— Тамара, не клади трубку, пожалуйста. Тамара, мне чрезвычайно надо тебя видеть. Слышишь, Тамара? Давай встретимся. Мне без тебя нельзя…
— Я только вчера просила, чтобы ты не звонил.
— Тамара, прошу! Мне надо тебя увидеть. А не то я умру. Гильотина сделает свое черное дело.
— Куда уж там, умрешь. Ну, хорошо, приходи. Как всегда, на угол.
Капабланка советовал: «В дебюте выводите по крайней мере одного из коней прежде, чем развивать слонов». Я озираюсь: на улице, оживленной улице, ни коней, ни слонов. Но, на мое счастье, проезжавшее мимо такси (да, да, такси!) останавливается. Я мигом — на переднее сиденье, защелкиваю ремень безопасности, говорю, куда ехать.
Шофер, мой ровесник, смотрит оторопело:
— Вы что смеетесь? Тут с километр пути-то… Пешком минут десять-пятнадцать…
— Спешу! Очень! Очень!
— Спешишь?.. А пару рублей кинешь?
— Ну, едем же…
И через три минуты желтая «Волга» на месте. У меня зеленый трояк и мелочь… Я протягиваю бумажку. Тот сует три рубля в нагрудный карман и задумчиво смотрит на другую сторону. Я выбираюсь из такси. Какой озабоченный, ишь как деньги, должно быть, очень нужны. Кооперативную квартиру, наверно, выплачивает. Уже с тротуара, но не закрыв еще дверцу, протягиваю парню мелочь:
— Вот, возьмите…
Не взял! Машина с места бешено рванула вперед. И почему шофер так сверкнул глазами?
Тамары на углу нет. Здесь мы встречаемся по субботам, когда она возвращается домой с работы. Нет ее и через десять минут, и я начинаю думать, что она раздумала и не придет, когда увидел ее. Тамара идет, как ходит только она, слегка покачиваясь, любуясь своим роскошным отражением в витринах.
— Ты уже здесь?
Капабланка советовал: «В дебюте выводите фигуры быстро и рокируйте рано, преимущественно в короткую сторону».
— Тамара, пойдем ко мне…
— Так сразу и к тебе? А… что… мы… будем… там… делать?..
— По телевизору кажут передачи для детей, но ты знаешь, они бывают и интересные.
— У меня в техникуме окно: через полчаса следующие занятия. Да и детские программы окончились. Лучше в скверике отдохнем.
Мы усаживаемся на первую же свободную скамейку. Ясно чувствую, что окно моей надежды с каждым мгновением катастрофически сужается. Вспоминается Капабланка: «Играйте при всяком случае комбинационно, чтобы развить свое воображение».
— Зачем ты сказала, чтобы я не приходил и не звонил?
— Хочешь правды?
— Да.
— Отец моего ребенка настаивает, чтобы я вернулась к нему…
— А ты?
— Не знаю, что делать…
— Он же предательски бросил тебя в нелегкую минуту. Тамара, оставайся единственно со мной. Не возвращайся. Тебе нужна помощь, и я буду всегда рядом.
— Мне жертвы не нужны.
— Чепуха… Послушайся Капабланку: «Принимайте всякую жертву — пешки или фигуры, — если только вы не видите непосредственной опасности».
— Это кто? Вместе работаете?
— Капабланка? Гениальный кубинец. Третий чемпион мира по шахматам.
— Вот видишь, и он предостерегает об опасности: мне за тридцать, тебе — двадцать шестой. Пройдет несколько лет, что тогда будешь петь?
— То, что и сейчас.
— Если бы это осталось правдой.
— А ты поверь мне, поверь!
— Я в жизни многим верила. Не один раз…
— Если поверишь мне, то не пожалеешь…
— А ты кого-нибудь любил? Раньше, до меня?
Я растерялся. Не знаю, что и молвить. Вопросик… Но надо вспоминать правду!
— Да.
— Да? — В блестящих глазах удивление и, в глубине, немного страха.
— Давно. В школе. В седьмом классе. Она записочку прислала, что любит и мечтает дружить. Я и ходил, провожал, портфель нес в школу и из школы. Мороженым, когда была возможность, угощал. Месяца через два набрался смелости и сказал… — Я замолчал.
— А она?
— Она ответила: «Ты кадр ничтяк, но я обожаю многосерийного Штирлица».
И Тамара вдруг засмеялась. Она хохотала так весело и долго, что две пожилые женщины, отдыхавшие на соседней скамье, осуждающе посмотрели на нас. Тамара неожиданно прижалась и звонко чмокнула в щеку. Женщины, обе, с презрением отвернулись.
— Политинформацию собрался проводить? Что так много газет набрал?
Вытянула из пачки одну. И стала осматривать последнюю (ура!) страницу:
— Фильмы новые идут…
Свернула. Вернула. Не заметила.
— Тамара, выходи замуж. Отнесем заявление в загс.
— Дело не в этом… У меня сын, и ему семь лет.
— Еще будут, если захочешь…
— А ты хочешь? Хотя зачем я спрашиваю: у нас в учительской все привыкли, что ты уже родителем представляешься. Пойдем? Мне надо возвращаться.
Мы покинули скверик. Непонятная позиция.
— О какой еще такой Галине ты по телефону говорил? А?
— Я? — удивляюсь я, а сам вспоминаю опять Капабланку: «Атаки отдельными фигурами при должной бдительности противника обычно быстро отражаются».
— Которая с тобой собирается сделать черное? А?
— То не Галина, а гильотина… Головы отрубает… Во Франции…
— Не Галина головы лишает, говоришь? А? А когда в институте учился, неужели и тогда никого не было?
— Не до девушек было. И без них времени никогда не хватало.
— А летом?
— На каникулы я уезжал на Север, где работал на лесосплаве.
— Понятно: чтобы подзаработать.
— Нет же. В том-то и дело, что мы работали бесплатно.
— Да как это?