Рос орешник...

Разговор этот не затронул в душе Лизоньки ни одной струны. Кроткая и послушная душа ее безмятежно и тупо спала. Это крупное и здоровое существо ничего не желало и не хотело для себя, хотя природа давно могла толкнуть ее на самые естественные и простые желания, как и у всех живущих до и после нее на этом белом свете, но, видно, была какая-то святая и непонятная стена, отделяющая ее от всего и всех. И было ей за этой стеной хорошо и спокойно. Или душа ее, казалось, была предназначена для чего-то большего и недоступного другим. Постепенно и мужики и парни привыкли к ее сонной красоте, скучноватой походке и не испытывали к ней особого восхищения и влечения… А конюх Афанасий даже заявил как-то мужикам, что, дескать, красота Лизоньки юродивая, мертвая и должна богу принадлежать. Может, так бы оно все и было. Да заглянула Лизонька через свою непонятную стену в мир человеческий, хотя и ненадолго, а заглянула, чтобы потом спрятаться навсегда. То есть не обидела судьба Лизоньку, подарила ей свою «Лизонькину» историю. Может, началось это как раз в тот цветущий полдень, когда Лизонька рвала пахучие цветы на лугу для комнаты барышни Софьи и для гостиной, или позднее. Но это случилось.

Лизонька несла воду на коромысле и, проходя через двор, старательно глядя под босые ноги, вдруг увидела запыленные хромовые сапоги, вставшие на ее пути. Не поднимая глаз, Лизонька решила обойти, шагнула вправо, и сапоги шагнули вместе с ней и снова стали на пути. Лиза подняла ресницы и равнодушно глянула на высокого парня, голубоглазого и с пушистыми русыми волосами. Его ситцевая косоворотка ладно облегала широкие плечи и чуть открывала заросшую грудь.

— Чево стал? — хрипло спросила Лизонька.

Парень усмехнулся и осмотрел ее с головы до ног.

— Как звать?

— Есть когда разговаривать! — И она, больше не глядя на парня, обошла его кротко и терпеливо, как столб.

В этот день у нее предвиделось много работы. Когда в усадьбу приезжали гости, то Лизоньке приходилось до полуночи бегать то туда, то сюда. И в этот день, когда к барышне нагрянули молодые люди, начиналось то же самое. Лизонька сновала по двору, накрывала столик на террасе, спускалась в погреб за закусками, в сад за ягодами и исполняла множество приказаний стареющей барыни. После полудня, когда молодежь удалилась в цветочную аллею сада, а барыня легла соснуть, Лизонька, как обычно в эти часы, пошла в хлев, чтобы убрать навоз и собрать яйца у кур.

Когда она подымалась по лесенке к сеннику, вдруг кто-то ее сильно обхватил сзади за бедра, стянул с лесенки и бросил на солому. Лизонька даже не вскрикнула, перед ней мелькнули снова пушистые волосы, косоворотка и блуждающие голубые глаза. Она жалостливо и покорно заглянула в них и, увидев так близко большие зрачки в тоненьких прожилках и вздрагивающие ноздри горбатого носа, зажмурилась. На нее дохнуло винным перегаром и махоркой. Он сильно навалился, сжал ее крепкими руками, начал быстро целовать в щеки и шею. Лизонька открыла глаза, зачем-то глянула на золотящуюся в солнце солому, на вспуганную курицу, которая сидела на лесенке и квохтала во все горло. На мгновение почувствовала запах мужского пота и ощутила всем телом тоску и слабость перед незнакомой покоряющей силой. Губы ее умоляюще приоткрылись, тонкие брови задрожали, и где-то глубоко в сердце рванулось, затосковало, заныло. Она изогнулась всем телом, отпрянула изо всей силы глубже в солому, а он еще сильнее и ближе прижался к ней, стал больно мять грудь. Почувствовав боль, Лизонька охнула, в глазах мелькнула злость, она сжалась и с силой, неожиданно рванувшись, оттолкнула его. Она и сама не ожидала, что толчок будет сильным. Парень упал навзничь и ударился виском о сломанную жердину навеса. Все это произошло так быстро, что даже курица не успела взлететь с жердины и удивленно косила рябую головку на застывшего в неудобной позе парня. Его взлохмаченные волосы, казалось, тоже удивленно и неестественно застыли. Из расцарапанного виска потекла кровь. Лизонька с состраданием посмотрела на него и, виновато улыбнувшись, сказала:

— Эк тебя угораздило…

И вся она стояла спокойная и красивая в свете закатывающегося солнца, ярко бьющего в проем двери. Через мгновение лицо ее выражало снова леность и скуку, словно это не она оттолкнула парня и словно не она только что беспомощно лежала на соломе, а будто проходила мимо и нечаянно увидела, как он упал.

Парень шевельнулся и сел. Его губы скривились, но он ничего не сказал, а только смотрел, как Лизонька, приподняв подол, спокойно полезла по лесенке, мелькая загорелыми икрами, как она осторожно вынимала яйца из гнезд и клала в передник, как выходила из хлева и шла по опустевшему двору. Юбка на ее бедрах плавно покачивалась, и в полураспущенной косе блестела застрявшая соломинка.

— Чуть не убила… — Парень выругался и развалился на соломе.

Через минуту он спал.