— Вы знаете, на что пойдет маис, который толчет теперь моя дочь, сеньор Спринг?
— Нет, высокочтимый сеньор! — отвечал консул, взгляды которого блуждали от доньи Мануэлы к ее отцу и от служанки к Вигуа.
— Он пойдет на приготовление масаморры! — произнес Росас.
— А!
— Вы никогда не пробовали масаморры?
— Нет, высокочтимый сеньор.
— У этого ребенка нет сил: она с утра здесь, а маис еще не весь истолчен, посмотрите, она уже не может более работать: так она устала. Ну, падре Вигуа, пусть ваша реверенсия5 поднимется и поможет немного Мануэлите, а то у сеньора Спринга слишком нежные руки, да к тому же он министр.
— Нет, нет, сеньор губернатор! Я с величайшим удовольствием помогу сеньорите Мануэлите! — вскричал генеральный консул.
Подойдя к девушке, он попросил у нее пестик, который та, по знаку своего отца, немедленно отдала ему, догадавшись теперь о намерении своего родителя и с трудом удерживаясь от улыбки.
Тогда генеральный консул ее британского величества сэр Уолтер Спринг откинул свои батистовые манжеты и принялся с силой толочь маис.
— Хорошо, теперь его никто бы не принял за англичанина, скорее за креола! Вот как надо толочь, смотри Мануэла, и учись! — проговорил Росас, в душе смеявшийся над консулом.
— О, это слишком тяжелое занятие для сеньориты, — сказал сеньор Спринг, продолжавший свою работу так энергично, что целый дождь маисовых зерен вылетал из ступки на падре Вигуа, который подбирал их с величайшим удовольствием.
— Сильнее, сеньор Спринг, сильнее, если маис не хорошо истолчен, то масаморра будет слишком густа!
И генеральный консул, полномочный министр и чрезвычайный посланник ее величества королевы соединенного королевства Великобритании и Ирландии с еще большим усердием стал толочь маис, предназначенный для масаморры диктатора Аргентинской республики.
— Татита! — Росас дернул свою дочь за платье и продолжал:
— Если это вас утомляет, то оставьте.
— О нет, сеньор губернатор! — отвечал посол, работая все энергичнее и энергичнее и начиная обливаться потом.
— Ну, остановитесь, довольно, — сказал Росас, наклонившись над ступкой и взяв в руку немного перемолотого маиса, — очень хорошо, вот что значит понимать толк в деле.
При последних словах диктатора в коридор вошла донья Мария-Хосефа Эскурра.
— Ваше превосходительство находите, что так хорошо? — спросил посол, приводя в порядок свои манжеты и раскланиваясь с невесткой Росаса.
— Вполне, сеньор министр! Мануэла, проводи сеньора Спринга, если он желает, в гостиную. Итак, мой друг, я очень занят, как вы видите, но я всегда ваш друг!
— Я чрезвычайно польщен этим, высокочтимый сеньор, и не забуду того, что ваше превосходительство сделали бы на моем месте, если бы я был на месте вашего превосходительства, — отвечал консул, значительно подчеркивая свои слова и тем давая понять Росасу, что он помнит о его проекте относительно шлюпки.
— Делайте, что вы хотите, прощайте!
Росас пошел в свой кабинет в сопровождении невестки, а посол, предложив свою руку донье Мануэле, прошел с ней в большую гостиную.
— Хорошие известия! — проговорила донья Мария-Хосе-фа, обращаясь к диктатору.
— О ком?
— О том демоне, который ускользнул от нас четвертого мая!
— Он пойман? — вскричал Росас, и глаза его засверкали.
— Нет.
— Нет?
— Но его поймают, Китиньо — малый не промах.
— Где он?
— Сядем сначала! — отвечала старушонка, проходя из кабинета в спальню.
ГЛАВА IV. Где доказывается, что дон Кандидо Родригес походит на дона Хуана Мануэля де Росаса
В то же самое утро, когда полномочный министр ее британского величества ревностно толок маис, предназначенный для масаморры Росаса, наш старый друг дон Кандидо Родригес в сюртуке цвета коринфского винограда, в надвинутом до самых ушей белом колпаке с двумя большими апельсиновыми корками, приклеенными к вискам, в старых суконных туфлях прогуливался под навесом своего дома, находившегося вблизи площади Пласа-Нуэва, засунув руки в карманы.
Его нервная походка, покрасневшие веки, беспорядочные жесты свидетельствовали не только о продолжительной бессоннице, но и о том беспокойстве, которое его удручало.
Стук в дверь заставил дона Родригеса остановиться. Не говоря ни слова, он осторожно подошел к двери и приставил глаз к замочной скважине. Не разглядев ничего, кроме груди какого-то человека, он решился наконец заговорить.
— Кто тут? — спросил он дрожащим голосом.
— Это я, мой дорогой учитель!
— Мигель?
— Да, Мигель, отворите.
— Отворить?
— Да, да, ради всех святых! Это именно я говорю.
— Это действительно ты, Мигель?
— Думаю, что так, доставьте мне удовольствие, откройте дверь — и вы сами увидите это.
— Послушай, отойди на несколько дюймов от замочной скважины, чтобы я мог разглядеть тебя.
Мигель готов был разнести дверь ударом ноги, но сдержался и исполнил желание своего учителя.
— Да, это действительно ты! — произнес дон Кандидо, открывая дверь.
— Да, сеньор, это я и, как видите, довольно терпелив с вами.