Roses and Thorns (СИ)

Три дня лишь часть от той вечной канители, в которой варилась Молли.

И Сара, и ее подружка, которая часто заглядывала, чтобы купить низкокалорийный батончик или пачку жевательной резинки «Trident» умилялись девчонке, говоря, что Иззи довольно умный ребенок для своего возраста, чем выводили негласную главу семейства Ригс из себя.

Но стоило отдать и этим двум должное. Те дни, что Иззи могла мешаться под ногами, разбивать стеклянные банки, расположившиеся на нижних полках или бессовестно воровать сладости, подружки занимали ее свободное время глупыми вопросами, лишним сюсюканьем или плетением несуразных кос на которые не годились ни мать, ни тетка.

Иногда сама Молли приносила какой-нибудь журнал с изобилием красочных рекламных иллюстраций новой парфюмерной продукции или брендовой одежды не подходящей для прогулок среди молочной продукции.

Дерри не подразумевал того, чтобы в нем кто-то выделялся. Прописные истины человеческой природы – нежелание видеть чужой успех, деньги, красоту и любое сопротивление считалось вызовом обществу.

Ригс никогда бы не призналась самой себе, что ненавидит успешных людей. Тех, кто смог вопреки мнениям, чужим потребностям сделать ставку на себя, руководствуясь, что мы живем только свою жизнь, а не кого-либо еще.

- Почему ты так сильно ненавидишь Дерри? - как-то в конце смены задала вопрос подружка Сары, решившая потратить свое свободное время на повторение прически с выпускного бала на волосах Иззи.

Молли пожала плечами, натягивая поверх формы растянутый кардиган. У нее не было веских причин ненавидеть этот город, кроме личной неприязни. В отличие от Нью-Йорка (который все равно оставался любимым), забравшего привычную жизнь и отца, штат Мэн не провинился как Массачусетс.

- В этой жизни, - философски начала Ригс, готовясь загибать пальцы. – Я люблю четыре вещи: мексиканскую текилу, красивых людей, секс и деньги. Здесь со вторым и третьим проблемы, текила разбавляется кошачьей мочой, а денег не платят.

- Но ведь можно найти другую работу, - не унималась девушка. – Искать что-нибудь еще, найти ту работу, которая будет нравиться, переехать отсюда и все наладиться.

- Ты сама-то работаешь? – (ожидаемый отрицательный кивок). – Работа не может нравиться. Возможно, будь мои родители богачами и отправь меня в Стэнфорд, Дьюк или Либерти, а после усади за кожаное кресло, изготовленное специально для моей задницы, то все было бы радужней. Но если ты устроишься в супермаркет потрясающего города Дерри, официанткой или билетером в какой-нибудь крошечный кинотеатр, то круг твоих интересов станет мизерным, как и эго, а потребности сузятся до сна и желания выжить. О каком духовном развитии может идти речь, когда ты раскладываешь тампоны, презервативы и туалетную бумагу по написанной кем-то бумажке? Ждешь только деньги и удивляешься тому, что в этой стране еженедельное пособие по безработице в Вашингтоне на порядок выше зарплаты в Дерри.

- А семья? – уже тише произнесла собеседница. – Они разделяют твою точку зрения?

- А семья? – передразнила ее Молли, не отрываясь от укладывания в сумку продуктов, которые были списаны из-под полы как просрочка. – Понятие семьи это что-то из мультфильмов Диснея, да? Семейка подкинула мне проблем и ее, - она махнула головой в сторону племянницы. – А еще долги, которые могут дорасти до полутора тысяч долларов. Как ты себе представляешь заработать полторы штуки баксов за короткий срок в провинции?

Она пожала плечами, понурив голову, выглядя так, будто бы горькие реалии современной жизни открылись ее взору из-под тяжелого театрального занавеса лишь сейчас.

От собственных слов Молли хотелось забиться в угол или броситься кому-нибудь на шею, рыдая, оттого как несправедливо обошлась с ней жизнь и, тайно надеясь, что кто-то сейчас все изменит вместо нее. Добрый волшебник протянет нужную денежную сумму, отрастит ногу сестре, воскресит отца из золы, которую положили в гроб вместе с его любимыми кожаными туфлями.

«Идем, Иззи»

***

Как создатель запрещал прикасаться к плодам дерева познания добра и зла, так задача родителя не допустить проникновения взрослых проблем в голову ребенка и не дать печали завладеть детской фантазией, верой и любовью, скрывая обречение на жизнь полную страданий и тяжелой работы.*

По вечерам Иззи была на редкость болтливым ребенком, особенно, когда старшая Ригс возвращалась с дневных смен и принималась бурчать себе под нос проклятья в адрес каждого, кто попытался нагрубить ей.

Сейчас же племянница молча сидела на кухонном стуле, болтала ногами и с сосредоточенным взглядом водила пальчиком по рисунку на детской кружке.

- Ты неразговорчива сегодня, - заметила Молли, нарезая на ужин сандвичи из мягкого белого хлеба. – Если тебе плохо, то лучше сразу скажи, чтобы я не влезала в новые долги или не переводила продукты зря.

- Я не голодна, - почти шепотом сказала Иззи и, выдержав паузу, спросила. - У нас все плохо?