Roses and Thorns (СИ)

- Ну, - он сделал глоток, стараясь прочувствовать ее вкус на краях кружки, соприкасаясь нижней губой еле заметного контура помады. – Социальный работник и моя группа клиентов - проблемные семьи, опекуны, не заботящиеся о детях, беспризорность. К слову, кем тебе приходилась та девочка, что была с тобой?

(Молли была уверена, что впилась в основание горячей чашки до побелевших костяшек)

- В Оклахоме. У наших родственников, - невпопад ответила она, снова шмыгая носом. - Я не видела тебя здесь раньше.

- Я не местный. Что-то вроде получение опыта в новой обстановке.

- Видимо, хуевый работник, - заключила Молли, стараясь отвлечь от темы своей семьи. Того, что от нее осталось. (Вопрос «почему?» можно было предвидеть) - Ценные кадры не отправляются в Дерри. Какой личный рост в подобной выгребной яме? Какой смысл в деградации в месте как это?

- Себя ты тоже не считаешь хорошим работником?

- Как я, - Ригс вынула сигарету и вновь зажгла от конфорки, сладко затягиваясь, выпустив дым в сторону. - Как я полные биржи труда. По всей Америке и даже миру.

Оно повторило ее движения, выудив предпоследнюю сигарету из опустевшей за ночь пачки, которая служила лишь предлогом. Молли добродушно прикурила от своего окурка, позабыв о том, что сама же нарекла практичной «бытовой» магией. Она попросила оставить ей несколько затяжек и в какой-то момент почувствовала себя снова в школе, пуская окурок по кругу, не думая о герпесе и инфекциях.

Душное помещение быстро пропиталась запахом табака и чем-то еще неуловимым и пряным.

Схожим с обреченностью.

_______________________________

* - Warsan Shire, “Grief Has Its Blue Hands In Her Hair,” Her Blue Body. (Вольный перевод)

** - Уолт Уитмен “О теле электрическом я пою” (Также одна из версий перевода)

*** - Lana Del Rey - In My Feelings

========== XVII ==========

Гляди, гляди в отчаянье

В зеркальное стекло:

Да, жизнь благословенье,

Но кто нам дал его?*

В тишине нарушаемой звуками, доносившимися с улицы – поздний разнос ежедневной газеты, кормежка псин, рев двигателя, она ковыряла еще не зажившие раны на голове, возвращаясь к старой отвратительной привычке, после которой корни казалась еще грязнее обычного или ей удавалось разодрать что-то до гноя и ощущать его на пальцах и коже головы.

Перекати поле в мыслях и неприятный спазм в желудке как ответ на очередной сбалансированный завтрак.

Только в памяти всплыл эпизод, когда после подобной трапезы, сопровождаемой еще тремя квадратиками шоколада она проблевала почти два часа и поклялась, что теперь точно никаких завтраков.

Молли отвлеклась, услышав три непродолжительных сигнала проезжающей мимо машины, означавшие, что муженек шлюшки Пэм уехал на работу. Та всегда провожала его, как полагается добропорядочной американской жене стоя сторожевым псом у порога в домашнем платье ниже колена с белым чуть ли блять не накрахмаленным фартучком.

Три сигнала как азбука Морзе, но чуть проще: признание в любви - ежедневный ритуал.

Половина девятого утра.

Для пущей убежденности в догадках она перегнулась через стол, бросая взгляд на часы на запястье новоиспеченного соседа. Без двадцати трех минут девять. Припозднился.

Она перевела взгляд на своего собеседника, и странное ощущение слепоты до этой минуты твердило посмотреть другими глазами или отвлечься, чтобы запомнить лицо человека напротив. Он смотрел почти, не моргая на свет, пробивающийся сквозь старые занавески, и в этом взгляде была отстраненность от всего людского.

Молли только сейчас заметила на нем белую нижнюю майку, которой, кажется, не было еще ночью. Черные брюки, черный кожаный ремень. Сколько мужчин по всему миру одеваются так, а не иначе, но в памяти всплыл образ грубого плебея Стэнли Ковальского.

Кто она? Стелла или Бланш?**

Или Бланш Хадсон?***

Рука невольно потянулась к опустевшей сигаретной пачке, но пальцы нащупали лишь табачную труху.

Она плавно перевела взгляд с края белых лямок майки на задумчивое выражение лица. Почти не заметный шрам на щеке, болезненные тени под глазами, полное отсутствие щетины. В противовес сидящему напротив нее человеку в голове возник образ одного парня из Бангора. Они виделись от силы раза два или три, но даже диснеевская принцесса Джейн нарекла его цыганским отродьем и спросила, не зовут ли его Хитклифф.****

А после вспомнился Юстин. Папуля.

Без десяти девять.

- Я смотрю, ты не особо торопишься на работу.

- Что-то вроде ненормированного рабочего дня, - (звучало неправдоподобно для работников связанных на федеральном уровне), - Я уйду в десять утра.

- В больницу?

Он хмыкнул и сцепил неестественно длинные пальцы в замок.

- Я предпочитаю не говорить о пациентах, ссылаясь на то, что анонимность для их же блага. Но если тебе так интересно то…

Молли резко отрицательно замахала руками. И своего дерьма хватало, чтобы выслушивать чужое про незнакомцев. Пусть хоть подохнут. Ей-то какое дело?

- Мне похуй. Можешь не продолжать.