Roses and Thorns (СИ)

«А вы знаете, что эти скоты американцы хранят останки в урнах, напоминающих головы их близких?»

В аэропорту среди дюжины хлама привлекающего туристов с флагом Великобритании, красными телефонными будками и изображением Биг-Бена Молли отыскала большую жестянку с каким-то дешевым английским черным чаем. Она обошлась ей почти также как четыре розы из выброшенного букета.

За один день в Англии Ригс уже потратила чуть больше чем за пять дней в Орлеане.

В туалетах, несмотря на запрет курения, всегда пахло табачным дымом. Молли устроилась на полу женского туалета, зажав в зубах сигарету, принялась выбрасывать содержимое жестянки и чуждой аккуратностью пересыпать прах из урны в новую тару, молясь, чтобы в женском туалете не было скрытых камер.

Если бы здесь были какие-нибудь шкатулки или музыкальные шкатулки, то она предпочла бы их, но это был, мать его, аэропорт. Место, не предназначенное для пересыпания праха известного писателя.

Ригс разбила каблуком фарфоровую урну, не желая даже держать эту мерзость в руках.

До посадки оставалось еще полчаса и, жалея, что двери туалетной кабинки не достигали потолка, она закурила, выдыхая дым, который мог бы сразу попасть в вентиляционный люк, если бы последний располагался не под потолком.

Сидя в своем кресле у иллюминатора, Молли подавила в себе глупый смешок, когда «Британские авиалинии» пожелали счастливого полета. Жестянка становилась горячей под пальцами.

Приятного полета, Билл Денбро.

Он поселился у нее на полке. Ригс определенно заслужила свой статус ебнутой, когда по возвращению после трудового дня, в пустоту говорила: «Хэй, Билл» и иной раз засматривалась на полоски британского флага на боку жестянки.

Хизер узнав об этой странности, предложила завести кошечку или собачку. В крайнем случае, фикус.

***

Молли поправила роговую массивную оправу, которая ей абсолютно не нравилась, как и сам факт ношения очков. Это была заслуга офтальмолога, выписавшего рецепт, когда после линз началось раздражение и жжение.

Она вынула из саквояжа жестянку, напевая какую-то знакомую мелодию, которая могла бы раздаваться, будь это музыкальной шкатулкой. Ригс одно время искала шкатулку, но после остановилась на предмете из прошлого, который служил верой и правдой уже двадцать семь лет.

Наверное, Билл был бы не рад вновь оказаться в Дерри, но Молли не могла его оставить в Нью-Йорке, в квартире, где дикари Джейн использовали бы это как пепельницу или для хранения косяков.

Все эти годы Ригс жила с ощущением, что Билл Денбро был ее единственной любовью. Безусловно, она попросту вбила себе это в голову, принимая желаемое за действительное всякий раз, когда касалась жестянки и представляла, что он ее любил. Правда не было никакого повода и заслуги.

Но любят ведь просто так.

— Молли Ригс, — знакомый голос раздался эхом в ушах. Если бы она сказала, что надеялась больше не услышать его, то определенно бы солгала. Пеннивайз в человеческой личине лавировал между коробок с вещами. — Как настроение, Моллс? Не привыкла путешествовать налегке?

Оно выглядело прежним, будто бы все эти годы затронули всех кроме него. Жизнь везде летела с бешеной скоростью, а в Дерри замерла, ожидая ее возвращения.

Ригс спрятала жестянку обратно в саквояж и разочарованно хмыкнула.

— Блядь, почему же ты не стареешь, сукин сын.

Оно засмеялось, подхватывая один из романов Денбро, которую Молли оставила в раскрытом виде, не пользуясь закладками и электронными книгами.

— Интересно? Можешь, не отвечать. Как жизнь, Моллс? — (Она оставила этот вопрос без ответа и, придерживая в руках саквояж, отправилась в комнату, надеясь, что выглядит менее жалкой, чем в последнюю встречу в доме на Нейболт-стрит) — Я, можно сказать, подготовился к твоему возвращению. Помог твоей любимой шлюшке Пэм сыграть в ящик, расквитался с глупышкой Беллой, которая работала теперь в другом супермаркете и еще передаю тебе привет от Эдвина с бара.

Оно следовало за ней, вынуждая обернуться, на голос.

— У меня была прекрасная человеческая жизнь, — произнесла Молли, сопровождая для полной убедительности кивком головы. — О таком и мечтать было сложно в двадцать, а так это стало явью. Да, хорошая жизнь. Да. Это не в коллекторе скрываться в окружении трупов.

— Поэтому, последние годы ты прикована к инвалидному креслу, когда никто этого не видит, а еще платишь за секс молодняку. Или в списке твоих личных достижений твоя новая родственница? Даже назвала также как любимую сестренку. Думаю, Джейни бы это оценила, если бы видела твое виноватое лицо.

Она не хотела распыляться, как это делала раньше, да и не собиралась. По большому счету, Молли уже ничего не боялась и рассчитывала на быструю смерть. Безболезненную. Годы в ненависти, одиночестве, бесконечном поиске ответов научили относиться ко всему с философской точки зрения.