Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

Даже Мерси, старый Мерси, на протяжении двадцати лет заботившийся о дочери своих государей, сейчас разделяет осторожность своего господина. Когда Мария-Антуанетта настаивает на том, чтобы он поддержал ее дело перед Леопольдом, когда Ферзен, в свою очередь, вновь и вновь умоляет его вмешаться, приводя все новые доводы, он качает головой и замыкается в осторожной сдержанности.

Эмигранты со всей бурной энергией сражаются против плана королевы. В Кобленце вокруг Месье и графа д’Артуа их собралось двадцать тысяч. Они образовали свое правительство, во главе которого стоит Калонн. Они полны презрения к тряпке из Тюильри и осыпают руганью Марию-Антуанетту, которую обвиняют в сделках с революцией. Они держат в отдалении барона де Бретёйя, являющегося официальным представителем короля, и утверждают, что лишь они одни могут решать будущее королевства.

Им не терпится поскорее вернуть свои богатства и привилегии. Бездействие давит на них, они горят желанием вторгнуться во Францию и истребить революционеров. Какая разница, если в заварухе будет уничтожена королевская семья! Разве нет с ними рядом Месье и, на крайний случай, его брата, графа д’Артуа, любой из которых станет для них прекрасным королем?

Ферзену наконец приходится признать очевидное: провал полный. Тем не менее он не теряет мужества и возвращается к первому проекту, составленному им совместно с Густавом III, дополнив его планом бегства в Нормандию. Но, опасаясь проволочек и утечки информации, он не хочет доверять детали своего нового заговора письмам.

Ему необходимо увидеть Марию-Антуанетту и обстоятельно поговорить с ней. Да, и ему вдвойне необходимо сжать ее в своих объятиях; он страдает от их затянувшейся разлуки, в его сердце поселилась тревога. Разве не пошли слухи, что она соблазнила Барнава и стала его любовницей? С другой стороны, он знает, что его обвиняют в том, что он лишь из честолюбия служит той, ради которой готов отдать жизнь из-за любви.

Первым побуждением Марии-Антуанетты было воспротивиться его приезду. А если его узнают? Схватят? Она не может без ужаса думать о судьбе, которую народная ярость уготовит организатору бегства в Варенн. Но он настаивает и посылает Кроуфорда, чтобы убедить ее. Наконец она уступает, не имея сил дольше отталкивать жалкое короткое счастье, которое вновь предоставляется ей.

И 11 февраля 1792 года, переодетый гонцом, с фальшивым паспортом до Португалии, Ферзен отправляется в Париж в сопровождении своего адъютанта Рётерсварда.

Глава VII. Последняя встреча

День подходил к концу, светлый февральский день, когда по-весеннему ласковое солнце задержалось чуть дольше на деревьях вокруг Тюильри.

Она ждала, одетая в воздушное белое платье, похожее на те, которые надевала, когда принимала его в Трианоне. Долго, чтобы вернуть былой блеск, умывала лицо, с кокетливостью, к которой уже много месяцев назад потеряла вкус, чуть подкрасила голубой тушью веки и румянами щеки. Напрасно она пыталась заниматься вышиванием или читать: все валилось из рук. Сцепив руки на коленях, уставившись в одну точку, она вслушивалась в дворцовые шумы. Любой звук шагов заставлял ее вздрагивать, от каждого хлопка дверью замирало сердце.

Где он? Сумеет ли добраться до нее? Господи, а если его арестовали?! Какое безумое предприятие! Но разве он не из тех влюбленных, кто готов собирать цветы для своей милой даже на краю пропасти? Нет, ей не следовало позволять ему рисковать жизнью ради нескольких мгновений счастья…

И вдруг какой-то шелест заставил ее повернуть голову. Она вздрогнула и прижала ладонь к губам, чтобы не дать вырваться наружу крику. Он был здесь, опираясь о дверь, которую она тогда закрыла за ним, и смотрел на нее. Поднятый воротник плаща закрывал часть его лица; парик окончательно делал неузнаваемым.

Она протянула к нему руки.

– Аксель!

– Моя любимая!

Он почти оторвал ее от земли, и их тела соединились. Он целовал ее лоб, подрагивающие ресницы, потом губы, которые восемь месяцев назад разучились улыбаться. Она тихо постанывала, опьяненная этими ласками, словно слишком крепким алкоголем.

Она высвободилась и сложила руки.

– Вы здесь? – прошептала она. – Неужели это вы?

То, что они находились сейчас лицом к лицу, было двойным чудом, в которое они еще не могли поверить. Он жадно всматривался в нее, будто желая лучше совместить реальность со своими воспоминаниями. Она стояла перед ним, и казалось, что в ее седые волосы собрали весь свет комнаты. Для него стали печальной неожиданностью нездоровый цвет ее лица, вызванный ночными занятиями и бессонницей, поблекшие глаза, заострившиеся в борьбе черты.

Она догадалась о его грустном удивлении.

– Вы находите, что я изменилась? – с беспокойством спросила она. – Если бы вы знали, как я страдала!

Он медленно покачал головой:

– Нет… Для меня вы не можете измениться.

В свою очередь она с тревожной заботливостью ощупала его плечи, кости которых натягивали ткань камзола; взяла его за запястья и осмотрела руки, на которых выступили вены, а ногти на похудевших пальцах, казалось, уменьшились в размере.