Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

– Боже мой! – прошептала она. – Как вы исхудали!

Смущенный, он спрятал руки за спиной.

– Это пустяки, – сказал он.

– Аксель, вам необходимо лечиться, беречь себя; если бы я знала, что вы больны вдали от меня! Не прибавляйте эту тревогу к тем, что уже меня терзают.

– Не беспокойтесь из-за этого, Антуанетта, – ответил он, – я отдохну позже, когда спасу вас.

Она вздохнула и закрыла задвижку на двери, ведущей в коридор.

– Идите сюда, – сказала она, – ничего не бойтесь. Я приняла меры, чтобы нас не беспокоили… Моя горничная следит…

Она села на бержерку перед огнем. Ферзен снял парик, как прежде, опустился на пол у ее ног и положил голову ей на колени.

– Поездка прошла благополучно? – спросила она.

– Отлично; все были с нами очень вежливы. В Перонне наша карета сломалась, на починку ушло четыре часа. Муниципалитет и Национальная гвардия вели себя великолепно, не знали, что сделать, чтобы нам угодить.

– А попасть сюда было сложно?

– Никто у меня не спрашивал никаких пропусков. Я прошел обычным путем, не замеченный толпой. Главное, действовать быстро и не выглядеть чужаком. Мне кажется, я с этим успешно справился. – Он посмотрел по сторонам и с горечью заметил: – Ну почему мы должны были встретиться снова в этом месте?

– Не сыпьте мне соль на раны, Аксель, я никак не могу успокоиться из-за того, что все сорвалось так близко от цели. Вы были правы, вам не следовало нас покидать. Телохранители нам ничем не помогли, что же касается короля, предпочитаю не говорить о нем. Если мы оказались в этой ситуации, то в первую очередь по его вине. И кроме того, вмешалась роковая случайность. Если бы гонец, посланный господином де Дамасом из Клермона предупредить вареннский отряд, не заблудился по дороге, гусары были бы готовы нас защитить и мы бы проехали. Наконец, если бы в Варенне нам удалось выиграть немного времени, де Буйе подоспел бы и освободил нас.

– Какие страшные часы вы, должно быть, пережили!

– Я никогда их не забуду, Аксель, и вы еще не знаете всего, что эти бешеные заставили нас пережить потом…

И она во всех подробностях рассказала ему о крестном пути, которым стала для них обратная дорога в Париж. Во время нее им стали известны жуткие детали убийства в Сент-Мену господина де Дампьера, чью отрезанную голову, с которой еще капала кровь, убийцы принесли им, о потасовке в Эперне, где ей порвали платье, о национальном гвардейце, которому она предложила кусок тушеной говядины, а он стал кричать, что королева хочет его отравить, о кюре из Восьенна, привезенного связанным на лошади реймскими патриотами, чтобы «выпустить ему кишки на глазах Капета и его отродья»; он узнал об угрозах, оскорблениях, похабных и жестоких песенках, которые распевали при них и которые бились об карету, словно накатывающиеся волны, каждая выше предыдущей.

Ферзен слушал, дрожа от стыда, отвращения и гнева.

– Палачи! – воскликнул он. – Только адскими муками могут они расплатиться за эти преступления.

– В течение двух дней, – продолжала королева, – нам пришлось ехать вместе с комиссарами Собрания. Этот Петион вульгарное и грубое животное! Вы себе не представляете, до какой степени он был омерзителен! Нам пришлось прислуживать ему, словно слугам, давать ему есть и пить, он стучал своим стаканом о горлышко бутылки, когда ему было достаточно, и вышвыривал прямо у меня под носом куриные кости из окна дверцы.

– А Барнав? – спросил Ферзен голосом, который попытался сделать твердым.

Мария-Антуанетта нежным движением запрокинула его голову и прочла у него в глазах секрет страданий.

– Что вы подумали? О, сердечко мое, неужели вы во мне усомнились? Барнав вел себя с нами вполне пристойно, но он для меня ничего не значит, клянусь… Конечно, я была с ним любезна, поскольку он может быть нам полезен, но я ненавижу его так же, как остальных.

– Но теперь вы слушаете его и, похоже, следуете советам конституционалистов, так что за границей считают, что вы стали на сторону революции.

– Аксель, – простонала Мария-Антуанетта, – неужели возможно, чтобы меня обвиняли в подобной гадости? Ах, если бы император, короли и принцы могли прочитать, что у меня в сердце, они бы отказались от этого заблуждения! Но вы, вы видите меня и расскажете им по возвращении, что мои чувства не изменились. Что мне делать? Я окружена одними предателями. Наши министры – называющие себя монархистами – только и ждут случая погубить нас. Возможно, один из них, Бертран де Мольвиль, добр, но он бессилен что-либо сделать. Если мы санкционируем декреты, то только для того, чтобы избежать большего несчастья. Это надо объяснять всем. Аксель, уверяю вас, и вы можете мне верить, я готова предпринять что угодно, все вынести, лишь бы вырваться из этой жизни, которая меня изнуряет и от которой я деградирую…

Переменившись в лице, Ферзен одним прыжком вскочил на ноги.