Орда, распевающая песни, богохульствующая и просто вопящая, проходит по улице Фран-Буржуа, поворачивает на улицу Шом, а по пути делает остановку в кабачке. Они требуют выпивку, чокаются стаканами. Зловещий шутник вливает стакан вина в рот принцессе, и оно тотчас проливается алым дождем, который Лебег и его соучастники жадно ловят на лету, подняв лица вверх.
Шествие возобновляется. Вдали уже видны острые крыши большой башни. На каждом перекрестке число участников процессии растет, и вот огромная пьяная толпа наконец достигает тюрьмы, где содержится гражданин Капет.
Предупрежденные о приближении этих одержимых и извещенные об их намерении, комиссары устраивают совещание. Как противостоять готовым на все громилам? Муниципальный чиновник Дожон предлагает натянуть поперек двери трехцветную перевязь. Он забирается на стул и ждет авангард.
Погромщики подходят, но при виде трехцветной ленты почтительно останавливаются. Дожон, стоя на стуле, протягивает руки и требует тишины и добивается ее. Он обращается к толпе с длинной речью, взывает к ее здравому смыслу и патриотизму, заклинает предоставить судьям и палачу наказать, в соответствии с их преступлениями, членов семьи Капет.
При мысли, что ее лишат предвкушаемого развлечения, толпа начинает недовольно ворчать:
– Нет! Нет! Пусть Австриячка поцелует свою шлюху!.. Мы принесли ей ее голову на ужин.
Враждебные крики слышатся и в адрес оратора, который видит, как в его лицо направляют острия пик. Он понимает, что лично для него опасно не уступить.
– Ладно, – соглашается он. – Выберите шестерых делегатов.
Эта капитуляция встречена торжествующим ревом. Перевязь убирают; масса людей разом бросается вперед. Брешь пробита; проходят шестеро, потом десять, потом пятнадцать, несущие куски тела впереди. Вся банда рассыпается по саду. Рабочие, которые там трудятся, бросают свои инструменты и присоединяются к ней. Не сумев войти в башню, все начинают водить адский хоровод вокруг нее.
Патриот, размахивающий сердцем принцессы, вдруг замечает Менье, повара Тампля, и протягивает ему свой трофей:
– Держи, зажарь мне это, я его съем!
Лебег забирается на небольшую кучу мусора и обломков и, встав на цыпочки, пытается поднять голову на уровень второго этажа. Вокруг него сообщники скандируют:
– Австриячку! Австриячку к окну!
Все заранее радуются тому, какую гримасу она скорчит. Вдруг из окна второго этажа долетает пронзительный крик. Ему вторят жестокие выкрики:
– Ага, получилось, мужики! Австриячка увидала! Теперь она должна ее поцеловать.
Однако кричала не королева, а жена Тизона. Увидев покачивающуюся на пике отрезанную голову с белокурыми волосами, она от страха упала в обморок.
Клери, спустившийся поужинать с четой Тизон, бегом возвращается в комнату, где Людовик XVI и Мария-Антуанетта заканчивают партию в триктрак.
– Почему вы не идете ужинать, Клери? – спрашивает королева.
– Мадам, – отвечает слуга, – я плохо себя чувствую.
Он подходит к дежурному муниципальному гвардейцу и шепчет ему на ухо несколько слов. Часовой тотчас встает, подходит к окну и задергивает шторы. Узники, уже встревоженные криками, с беспокойством смотрят на него.
– Ах, так, – произносит Людовик XVI. – Мы здесь больше не в безопасности?
Охранник не успевает ответить; дверь комнаты распахивается и, предшествуемые караульным, в помещение врываются четверо мужчин. Один из них, колосс с огромным красным колпаком на голове, вооруженный огромной саблей, идет к королю.
– Народ требует, чтобы вы ему показались, – говорит он. – Вы и ваша жена. Утверждают, будто вы убежали отсюда. Покажитесь, чтобы успокоить патриотов.
Людовик XVI покорно направляется к окну, но муниципальный гвардеец встает у него на пути, раскинув руки.
– Нет, не ходите! – кричит он. – Какой ужас!
– Да что, в конце концов, происходит? – спрашивает выведенный из себя король.
– Желаете знать? – грубо отвечает человек с саблей. – Ладно! Вам принесли голову Ламбаль…
Стон, за которым следует глухой звук падения тела. Это Мария-Антуанетта, попытавшаяся ухватиться за комод, потеряла сознание и рухнула на пол.
Глава X. Жизнь в Тампле
Постепенно в сердцах узников поселились сомнения и отчаяние. Каждое утро приносило новое несчастье. 21 сентября 1792 года, в тот самый день, когда Конвент сменил собой Законодательное собрание, он объявил об упразднении королевской власти и провозгласил республику. Отныне существовали лишь гражданин и гражданка Капет, с которыми обращались без всякого почтения.
Некоторое время спустя, в исполнение постановления Коммуны, король был переведен в большую башню, и в течение месяца его жена и дети видели его лишь во время трапез и прогулок.