Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

Они собрались в зале Совета: королевская семья, принцесса де Ламбаль, госпожа де Турзель, министры, генеральный прокурор-синдик департамента Рёдерер и несколько верных слуг. Защищать их готовились двести дворян, девятьсот швейцарцев и несколько рот Национальной гвардии.

Встало солнце, его красный диск поднялся над деревьями, и вместе с ним воздух наполнился шумом.

Мария-Антуанетта повернулась к королю, который рухнул в кресло и, казалось, уже не принадлежал этому миру.

– Месье, – сказала он, тряся его за плечо, – самое время вам показаться. Неужели вы оставите нас погибать здесь? Ну, вставайте! Ваши люди ждут вас. Воодушевите их, подбодрите своим присутствием, возглавьте, при необходимости сядьте на коня и атакуйте этот сброд.

Людовик XVI поднял на жену полные слез глаза и пробормотал несколько бессвязных слов. Наконец, подзаряженный ее энергией, поднялся и, робкий и жалкий, как выпоротый ребенок, подчинился.

Было шесть часов. Он спустился во двор, пухлый, в мятом фиолетовом камзоле, в сбившемся набок парике. Внизу гвардейцы и швейцарцы встретили его криками «Да здравствует король!» и «Долой якобинцев!». Мгновение он смотрел на них своими мутными глазами и пошел дальше, тяжелым шагом, опустив голову, не способный произнести ни слова. Едва он дошел до артиллеристов гвардии, как из толпы, собравшейся перед дворцом, раздалось: «Да здравствует нация! Долой Вето! Долой жирного хряка!» Терраса Фейянов, черная от пик, эхом повторила эти полные ненависти слова. Он в нерешительности остановился и, резко развернувшись, возвратился во дворец под улюлюканье.

Семь часов. Штурм неизбежен. Народ заполнил площадь Карусель; несколько самых дерзких уже забрались на стены. Внизу муниципальные гвардейцы, неорганизованные, не имеющие патронов, готовые перейти на сторону мятежников.

– Сир, – обратился к королю Рёдерер, – их там несколько тысяч, с пушками; если вы окажете сопротивление, нас всех перебьют. У вас остается единственный выход: просить убежища у Собрания.

Мария-Антуанетта встала перед дерзким советчиком. Ее лицо было искажено гневом и протестом.

– Капитулировать без боя? Вы этого хотите, месье? Я скорее соглашусь, чтобы меня прибили к одной из этих стен, чем покину их.

Но Людовик XVI, в очередной раз отказавшись от применения насилия, склонился к менее рискованному решению.

– Пойдемте! – сказал он. – Раз так надо, дадим и это последнее доказательство преданности.

Они спустились: король впереди, за ним его семья, госпожи де Ламбаль и де Турзель, министры. Они прошли по саду между двойным строем национальных гвардейцев и швейцарцев. Людовик XVI отметил, что дофин, шаля, подбрасывает ногой устилающие аллею листья.

– Надо же, – сказал он, – листья уже осыпаются. Рановато в этом году.

Он был спокоен, как на прогулке. Под крики черни кортеж похоронным шагом достиг террасы Фейянов. Когда они вошли в Манежный зал, где шло заседание Собрания, крики удвоились:

– Нет! Никаких женщин! Прогоните Австриячку! Она приносит народу несчастье, она не войдет.

Пока Рёдерер уговаривал разъяренных крикунов, несколько депутатов вышли навстречу королевской семье. Наконец, задерганные, получив немало толчков, король и его свита вошли в зал, где почти тотчас их заперли в комнатку для секретарей, ведущих протокол.

Едва они туда вошли, как снаружи донесся жуткий шум: ружейная стрельба, канонада и рев толпы, бросившейся на штурм. Это марсельцы и федераты атаковали Тюильри и после ожесточенного сопротивления его защитников захватили дворец, перерезали швейцарцев, разграбили и подожгли как основное здание, так и служебные пристройки.

Целых восемнадцать часов Людовик XVI и его семья провели в тесной комнатке секретарей, где потолок был настолько низким, что невозможно было даже стоять в полный рост. Снаружи о стены здания билась великая ненависть Парижа, воплотившаяся в реве распоясавшейся толпы, в запахе пороха и крови. Марсельцы, федераты, весь народ, вооруженный пиками, требовали низложить короля. Верньо встал и зачитал декрет, приостанавливающий полномочия Людовика XVI.

Ночью их отвели в соседний монастырь фейянов, где посадили в монашеские кельи. Три дня, каждое утро, их приводили в здание Собрания, где продолжала решаться их судьба. Наконец 13 августа Коммуна нашла для них подходящую тюрьму и перевезла в Тампль. По пути кареты остановились на Вандомской площади, где патриоты только что свалили статую Людовика XV.

– Вот как народ обходится с королями, – сказал Людовику XVI Манюэль, прокурор Коммуны.

Группки революционеров вопили:

– Смерть Австриячке! Укоротим толстяка Вето!

Вцепившиеся в поручни кареты женщины пели «Карманьолу»:

Мадам Вето обещала
Перерезать весь Париж…

Было восемь часов вечера, когда они вошли в башню Тампля, иллюминированную, словно в праздник. Чтобы отметить такое счастливое событие, Коммуна организовала парадный ужин в большом салоне дворца великого приора и пригласила на него низложенную королевскую чету…