Финансовая система, предложенная Калонном, чуда не совершила. Ненавидимый народом, проклинаемый Ассамблеей нотаблей, которую сам же посоветовал созвать, дезавуированный Советом и самим королем, министр вынужден был подать в отставку и отправиться в изгнание.
На его место претендуют двое: Неккер и архиепископ Тулузский Ломени де Бриенн; но Людовик XVI испытывает по отношению к обоим одинаковое отвращение.
– Я не желаю ни женевского банкира, ни тулузского попа! – сказал он.
Однако своего слова еще не сказала Мария-Антуанетта. Пусть архиепископ Тулузский очень умеренно верит в Бога, пусть любит женщин и развеселую жизнь, он слывет орлом в финансовых вопросах. Аббат де Вермон пылко проталкивает его на должность, граф де Мерси считает единственным человеком, способным навести в королевстве порядок. Сам Иосиф II испытывает к нему большое уважение. Для королевы этого больше чем достаточно, чтобы составить собственное мнение. Бриенн становится ее человеком, и 1 мая 1787 года Людовик XVI назначает его главой Финансового совета.
Мария-Антуанетта считает, что спасла страну. Она хвастается своим выбором, желает, чтобы вся Франция знала, какое участие она приняла в назначении нового министра.
Но вот Бриенн берется за дело, и скоро всем становится понятно, что этот орел, когда на него взглянешь вблизи, всего лишь индюк. Он распускает Ассамблею нотаблей и, за неимением лучшего, возобновляет, несколько их изменив, проекты Калонна, которые представляет на рассмотрение парламента.
Со времени дела о колье парламент осознал свою силу и чувствует способность побороться с королевской властью. Увлеченный в большинстве своем идеями Дидро, Руссо и Вольтера, он позиционирует себя защитником свободы. Некоторые советники, такие как д’Эпремениль, Фрето, Дюпор и Сабатье, организовывают сопротивление; и, когда Бриенн представляет эдикт, вводящий новый земельный налог, ассамблея отказывается его регистрировать и заявляет, что одни лишь Генеральные штаты могут дать королю субсидии, необходимость которых будет доказана.
Завязывается борьба. Сосланный в Труа в начале августа, парламент вскоре возвращен и въезжает в Париж под ликующие крики толпы. Но огонь уже зажжен, и дыхание сотен мятежных ртов раздувает его. То слабый, то грубый, Людовик XVI громоздит ошибку на ошибку. Он упорствует в требовании зарегистрировать новые эдикты, но советники не сдаются. И вот они получают неожиданную поддержку. Герцог Орлеанский объявляет процедуру незаконной. Король в бешенстве приказывает арестовать аббата Сабатье и Фрето и одновременно высылает в Виллер-Котре своего обнаглевшего родственника, который по этому случаю приобретает имидж гонимого героя…
Год 1787-й заканчивается в политических баталиях, в которых в смертельной схватке лицом к лицу сошлись королевская власть и древнейший институт монархии, а народ собирается вокруг противников, подбадривает того, кому симпатизирует, считает удары, ворчит, грозит и готовится тоже выйти на арену.
Однако Мария-Антуанетта не беспокоится. Это возбуждение не может не быть скоротечным; самое большее, чего стоит опасаться двору, – это повторение смут Фронды, но разве после них трон не стал еще прочнее?
Она интересуется печальной судьбой герцога Орлеанского, который в Виллер-Котре страдает вдали от госпожи де Бюффон, своей любовницы. Испытав на себе, как жестоки любовные муки, она вмешивается в пользу герцога, который получает дозволение перебраться в Ренси, поближе к своей красавице.
Любая благоприятная для нее мелочь приводит ее в радость. В одно декабрьское утро госпожа де Полиньяк застает ее радостно резвящейся и спрашивает причину такого настроения.
– Как, моя милая, – восклицает она, – вы еще не слышали эту новость? Мадам Луиза, добрая тетушка короля, только что умерла в монастыре кармелиток в Сен-Дени, и последними словами этой благочестивой женщины, как говорят, были: «В рай, скорей, галопом!», как будто она приказывала кучеру своей кареты отвезти ее в Оперу.
Мария-Антуанетта и Людовик XVI, второй подстрекаемый первой, решили покончить с парламентом, нанесшим им поражение. Они планируют повторить по отношению к дерзкому собранию силовой прием, так хорошо удавшийся Мопу семнадцатью годами ранее.
Но д’Эрмениль раскрывает заговор, предупреждает коллег и все высшие суды Франции. В каждой провинции организуется оппозиция; народ выходит на улицы и подбадривает ее, призывая сопротивляться королевскому угнетению. В Бретани, Провансе, Лангедоке вспыхивают беспорядки. Шестьсот депутатов, собравшихся в замке Визий, возле Гренобля, издают воззвание, призывая не платить налоги до тех пор, пока не будут созваны Генеральные штаты. Высший податной суд также требует их созыва, и ассамблея духовенства говорит о необходимости данного шага.