Росс развернулся и быстро зашагал по Монетной улице. Эта благодарность за поражение стала последней каплей. Он презирал не только судей, но и себя за то, что не смог сдержаться. Хочешь демонстрировать всем свою независимость – демонстрируй на здоровье, но только тогда, когда дело касается твоей личной свободы. Однако, если речь идет о другом человеке, изволь держать язык за зубами. Он все сделал неправильно. Так хорошо начал, а под конец все испортил. Надо было льстить судьям, пресмыкаться перед ними, превозносить их авторитет и заслуги (что он и сделал вначале), а потом подвести к тому, что мягкий приговор явит всем их добросердечие и великодушие.
Но в глубине души Росс сомневался в том, что даже золотой голос Шеридана мог бы отвлечь вершителей правосудия от преследования жертвы. Теперь он понимал, что выбрал не ту тактику. Надо было встретиться с судьями еще до слушания дела и рассказать о том, что ему бы очень не хотелось лишиться хорошего лакея. И они бы его поняли. А он бы вытащил парня. И не потребовались бы никакие медицинские свидетельства и призывы к милосердию.
На Принц-стрит Росс свернул в таверну «Бойцовый петух». Там он заказал бутылку бренди и начал методично ее осушать.
Глава пятая
Как-то жарким солнечным днем в самом конце весны Демельза и Пруди прореживали ростки молодой репы на нижнем участке Долгого поля.
Пруди не переставая жаловалась, но Демельза, если и слышала ее жалобы, не обращала на них внимания. Она ритмично поднимала и вонзала в землю мотыгу, выпалывая сорняки и одновременно освобождая место для репы. Изредка она останавливалась и, подбоченившись, смотрела в сторону Хэндрона-Бич. Море под палящими лучами солнца было гладким, как зеркало. Иногда легкий ветерок, словно птичье крыло, касался поверхности воды, и на ней возникала слабая темная рябь. А на отмелях вода была похожа на постоянно движущуюся гофрированную ткань сиреневых и светло-зеленых тонов.
Порой Демельза начинала напевать какой-нибудь мотивчик: она любила тепло, а солнечное тепло в особенности. Демельза была в одном из своих голубых платьев. Чепец она, к великому неудовольствию Пруди, сняла и работала, засучив рукава, в тяжелых ботинках на босу ногу.
Пруди уперлась руками в колени и разогнулась с таким громким стоном, будто это было ей впервой. Потом приподняла грязным пальцем чепец и заправила выбившуюся прядь черных волос.
– Завтра утром точно не встану. И сегодня уже ничегошеньки сделать не смогу. О, мои ноги! Да еще всю ночь промучаюсь. – Она потянула за носок тапка и вытряхнула набившуюся через подвернутую пятку землю. – Ты бы тоже заканчивала, еще телят покормить надо, я ж не могу разорваться… А это еще кто?
Демельза повернулась и прищурилась от солнца.
– Да это же… И чего ему здесь надо?
Девушка выронила мотыгу и кинулась в сторону дома.
– Отец! – крикнула она на бегу.
Том Карн увидел ее и остановился. Демельза подбежала к отцу. После самого последнего визита, когда он сообщил дочери о предстоящей женитьбе, ее чувства к нему изменились. Воспоминания о плохом обращении поблекли, и теперь она была готова оставить все в прошлом и стать ласковой, любящей дочерью.
Карн стоял, широко расставив ноги и сдвинув на затылок круглую шляпу, а Демельза бросилась к нему и поцеловала в колючую черную бороду. Она сразу заметила, что глаза у отца не налиты кровью, как часто бывало раньше, и одет он прилично: сюртук из грубого серого сукна и серый жилет, плотные, подвернутые на пару дюймов штаны, коричневые шерстяные чулки и тяжелые ботинки с начищенными медными пряжками. Только тут Демельза вспомнила, что вдова Чегвидден была женщиной со средствами.
– Здравствуй, дочка, – сказал Карн. – Значит, так здесь и живешь?
Демельза кивнула:
– И очень счастлива. Надеюсь, ты тоже.
Карн поджал губы:
– Может, и так. Найдется местечко, где мы сможем переговорить?
– Да нас и здесь никто не услышит, – ответила Демельза. – Только вороны, а им наша беседа неинтересна.
Карн нахмурился и посмотрел на залитый солнечным светом Нампара-Хаус.
– Я не уверен, что этот дом – подходящее место для моей дочки, – сурово сказал он. – Совсем не уверен. Очень уж я за нее беспокоюсь.
Демельза рассмеялась.
– А чего за меня беспокоиться? – спросила она и перешла на более общие темы: – Как там Люк? Как Сэмюэль, Уильям и Джон? Как Бобби и Дрейк?
– Замечательно. Но у меня не о них душа болит. – Том Карн дал понять, что не позволит сбить себя с толку. Легкий ветерок пошевелил его бакенбарды. – Послушай меня, Демельза, я проделал долгий путь, чтобы повидать тебя и попросить вернуться домой. Я пришел, чтобы встретиться с капитаном Полдарком и объясниться с ним.
У Демельзы внутри все похолодело. Если папаша опять заведет свою шарманку, то для начала лишится ее впервые проснувшейся дочерней любви. Может, обойдется? Но перед ней стоял рассудительный трезвый отец, совсем не тот, которого она знала раньше. Том Карн не ругался, не орал на нее, он даже не был пьян. Демельза переменила позицию и встала с подветренной стороны, чтобы унюхать, если отец все-таки выпил.