Россия 2020. Голгофа

Из двадцати пяти тысяч талибов в Пакистан отступило тысяч восемь, остальные погибли или попали в плен. Абдул Рашид Достум, узбекский генерал, которому передали в Мазари-Шарифе пленных талибов в количестве не меньше тысячи человек, поступил просто: талибов загнали в старые контейнеры, закрыли их, после чего били по ним из пулеметов, пока крики не затихли.

Глава талибов, мулла Мухаммед Омар ушел из Кандагара, он переоделся в женский хиджаб, сел на мотоцикл с водителем и доехал на нем до пакистанского Карачи, где и растворился в многомиллионном городе.

Нельзя было сказать, что талибы решили отомстить американцам за поражение и унижение две тысячи первого года. Просто они были на афганской земле, навязывали свои порядки и плодили себе врагов. Но и это не было столь уж важной причиной обострения обстановки в конце нулевых. А важным было то, что в Зоне Племен подросла новая смена джихадистов. Просто подросло поколение озлобленных пацанов, у которых в руках ничего не было, кроме ножа и окровавленного куска кости зарезанной коровы или овцы. У них не было никакой школы, кроме медресе. Они не слышали никаких разговоров, кроме разговоров о джихаде. И у них просто не было ничего в жизни такого — чего стоило бы ценить и от чего не хотелось бы отказаться ради вожделенной шахады. А семьдесят две женщины — это много для тех, кто не знал ни одной…

Нашлись и новые вожди. Братья Хаккани[82], например, чем не вожди. Уважаемые моджахеды.

Потом — это когда Пакистан и Афганистан объединились и к власти пришли правоверные, а не западные марионетки, — они собрались на шуру[83], чтобы решить, что делать.

Тогда Джелалуддин Хаккани принес карту и повесил ее на стену. И всем сразу стало понятно, куда идти и что делать.

Разве это справедливо, что у правоверных, которых уже сейчас двести двадцать миллионов человек, нет земли, только голые скалы и лишь немного плодородной земли в долинах рек, а у неверных, которых и ста пятидесяти-то миллионов не наберется, столько земли, сколько нет у всех мусульман в мире? Разве Аллах хотел, чтобы это так было?

И они пошли на север.

Амир Сайфулла сражался с неверными в Горном Бадахшане, в Кыргызстане, в Казахстане, в Имарате Кавказ, на Кубани, которая тоже должна была принадлежать мусульманам, и вот сейчас, вместе со своими отрядами приехал поднимать людей на джихад сюда, в Татарстан, где мусульмане уже четыреста лет жили под пятой Русни. Здесь он принялся набирать людей на джихад, и дело пошло хорошо, потому, что люди не знали, что такое джихад, романтики вкусить хотелось, а из разгромленных по случаю независимости тюрем вырвались на свободу уголовники.

Да еще русисты прогнали мусульман со своей земли, и они приехали. Но это ничего, это даже хорошо. Чем больше таких вот людей, тем больше будут понимать, что только на лезвии меча можно донести законы шариата на каждый кусок земли и до каждого человека. Отвоюем у Русни и земли мусульман, и все земли, какие у них есть, дай только срок…

Сайфулла рос в званиях. На Кавказе он был полковником, здесь его сделали бригадным генералом. У него не было никакого опыта, кроме того, который он лично получил в ходе двадцати лет войны, и пока этого хватало. Приехав сюда из нищей грязной страны, он обнаружил, что жить можно здесь совсем даже неплохо. У людей были квартиры, а у кого и квартира, и дом, или просто большой дом, земли здесь было столько, что ее по лени никто не обрабатывал, и почти никто и нигде не голодал. Даже самые бедные здесь могли позволить себе купить хлеб (в его стране хлеба не было, были лепешки, поэтому сам амир хлеб не ел), и почти у всех было жилье, по крайней мере у правоверных точно было. И еще здесь было много женщин[84], которых иногда даже насиловать не надо было — сами давали, и была водка. Прозрачный напиток, немного суховатый и безвкусный, не такой, как шароп — виноградный самогон, но зато его было много, пился он легко, и когда ты его пил, ты переставал думать обо всех проблемах, которые сваливались на амира целого боеучастка, подобно небесному своду в час Суда. И потому Сайфулла начал пить водку сначала небольшой глоток перед сном, когда Аллах не видит, потом по два глотка, потом по три. А потом он начал пить водку и днем, успокаивая себя тем, что он пьет не под открытым небом, а Аллаху под крышей, наверное, не видно. И еще он участвует в джихаде, а участвующим в джихаде Аллах простит и большие прегрешения, не говоря уж о таких мелких, как выпить харама перед обедом. И после обеда. И на ужин…

Итак, амир Сайфулла откушал молодого барашка, которого моджахеды зарезали только утром, после этого он решил выпить. Достал бутылку харама и тут увидел, что на бутылке человеческое изображение, на этикетке, а это харам. Харам на хараме получается дважды харам. К такому греху он не был готов, не таким уж он был и закоренелым грешником. И потому он достал нож, соскреб этикетку, выпил два или три глотка из бутылки. И сейчас сидел и думал, не выпить ли еще.