Россия будущего

Я обращаю ваше внимание на один, действительно ужасный, действительно вопиющий факт нашей русской жизни. Все элементы для великой и могучей русской науки есть налицо. Победы наших великих писателей-художников, их торжество в мире, ныне уже окончательно засвидетельствованное и нами, и Европой, указывает ясно, что таковые же победы предстоят и русской науке. Но где сама эта наука? Где те гиганты мысли, которых наша родина могла бы назвать громко перед всем человечеством рядом со своими гигантами слова, кисти, звука? Их нет, их не видно. У нас существует обширная научная литература, есть кафедры и профессора, но самая русская наука едва видна Европе и кроме одного химика, двух-трех естественников, да одного великого математика (Лобачевского) не предъявляем никого.

Для науки, как и для искусства, нужна живая школа. В области художественного творчества, более или менее вдохновенная и непосредственная, эта школа создалась. Русский гений сбросил с себя и в музыке, и в живописи, и в поэзии те пеленки, в которые его долго кутала наша подражательность. Он пробил себе дорогу, он выработал почти бессознательно, но совершенно очевидно для всех и русскую музыкальную, и русскую художественную школу, и русскую литературу, каждую со своей определенной и очень яркой физиономией.

Русская наука этого не сделала. Отчего? Да оттого, мне кажется, что ей именно недоставало школы. Пушкин, Достоевский, Лев Толстой и Тургенев, Глинка, Серов и Даргомыжский, Иванов, Репин, Верещагин и Васнецов создавали русскую школу почти бессознательно. Они учились на иностранных образцах, были окружены иностранными шаблонами, но независимый и непокорный человеку его гений дал свое, нешаблонное, оригинальное — и русская школа создалась.

В науке нет этого повелительного и непокорного гения, действующего почти бессознательно. Наука вся сознательна, и иною быть не может. Роль повелевающего гения играет в ней неугасимая и неутолимая Мысль, жажда Истины, ищущая этой Истины повсюду, за нее идущая на костры и в изгнание. Без этой жажды Истины нет науки, нет и школы, ибо только жажда Истины гонит молодежь, ею проникнутую, собираться вокруг того или иного учителя, уже пошедшего вперед по пути к этой Истине, направляет ее к книге, где чувствуется искание Истины.

Вне школы наука бессильна или лежит под спудом в виде отдельных, часто никому неведомых трудов отдельных ученых, неопознанная и остановленная в своем развитии, а те, кого непреодолимая жажда знания и света гонит к науке, вместо науки хватают иногда жалкие лохмотья чужих школ, питаются не наукой, а схоластикой, фальсификацией науки, ложью, имеющею весь внешний образ и подобие науки.

Не случилось ли того же и с нами, господа? При стольких рассадниках науки, при таком изобилии хорошо оплаченных профессоров, при огромной научной литературе, при множестве музеев и библиотек что-то не видать русской науки! Ведь никто же из нас не отважится в области науки экономической сказать серьезно: великий Исаев, великий Ходский, великие Струве и Туган-Барановский…

Но русская наука есть, господа; только затерялась она где-то, отвергнутая, забытая, пренебреженная. Я привел вам два крупных имени, одно из которых, к счастью, не забыто, хотя, — отметьте этот факт! — стало отодвигаться в забвение именно с той минуты, как Вл. С. Соловьев, бросив ежедневные мелкие злобы дня и полемику, стал на истинно творческую почву. Но я укажу вам, пока голословно, что у нас есть и философы в уровень Канту и Декарту, есть и русский Дарвин, перед которым, не роняя своего достоинства, снял бы шапку Дарвин британский. Я не назову его, господа. Ищите его сами. Я укажу лишь, что книга, где изложены открытые им важнейшие и центральные законы непосредственной связи и взаимодействия мира идеального и мира материального, разошлась в количестве десятка экземпляров, что о ней не заикнулся никто в литературе, что сам автор, измученный и разочарованный, бросил науку и пошел кормиться 20-м числом, ибо русская наука (истинная, свободная наука!) не кормит, господа!

Вот на что хотел я обратить ваше внимание и предостеречь вас от опасности, которой подвергается каждый, попав на ложную дорогу односторонности мысли, пошедший не за бессмертной и бескорыстной Истиной, а за теми или иными симпатиями и мимолетными политическими течениями, а еще хуже того, погнавшийся за модой.

Я позволю себе закончить небольшой цитатой из писателя, которого мы все хорошо знаем как блестящий литературный талант, как несравненного фельетониста. Но увы! знаем теперь, когда он обратился в литературного поденщика и зарабатывает себе хлеб, и не знали вовсе тогда, когда он писал одну из оригинальнейших книг, имеющихся в мировой литературе:

«Чистый интерес ума — узнать еще неузнанное; вот единственно, что двигало науку, и раз этот интерес прекращается, наука умирает безусловно и безвозвратно.